Музыка будет по-немецки, вы все равно не поймете

Предмет, прекрасный сам по себе, не вдохновляет художника. Ему не хватает несовершенства.

* * *

Единственное, чего не видит художник, — это очевидное. Но это единственное, что видит публика. Так появляются критические опусы журналистов.

* * *

Искусство — единственная серьезная вещь в мире, но художник — единственный человек в мире, никогда не бывающий серьезным.

* * *

Чтобы быть по-настоящему средневековым, следует не иметь тела. Чтобы быть по-настоящему современным, следует не иметь души. Чтобы быть настоящим эллином, следует не носить одежды.

* * *

Дендизм есть отстаивание абсолютной современности Красоты.

* * *

Единственное утешение в бедности — мотовство. Единственное утешение в богатстве — экономия.

* * *

Никогда не следует слушать; слушать — значит проявлять безразличие к своим собственным слушателям.

* * *

Даже от ученика может быть польза. Он стоит за твоим троном и в минуту твоего триумфа шепчет тебе на ухо, что ты — да, да! — бессмертен[2].

* * *

Преступные элементы так близки к нам, что увидеть их может даже полицейский. И они так далеки от нас, что понять их может только поэт.

* * *

Любимцы богов живут, молодея.

Не всегда достоверные случаи из жизни Уайльда

В Оксфорде Уайльд говорил своим товарищам:

— Я буду поэтом, писателем, драматургом. Так или иначе, но я стану всемирно прославленным — или хотя бы ославленным.

По воспоминаниям Дэвида Освальда Хантер-Блэра

Свою студенческую комнату Уайльд украсил двумя вазами из голубого китайского фарфора. Однажды в разговоре с друзьями он сказал:

— Я замечаю: мне с каждым днем все труднее жить так, чтобы быть вровень с моим голубым фарфором.

По воспоминаниям Джорджа Томаса Аткинсона

На экзамене в Оксфорде Уайльд переводил с древнегреческого отрывок из Нового Завета. Наконец профессор сказал: «Достаточно».

Уайльд воскликнул:

— Погодите немного! Так интересно узнать, чем это кончилось.

* * *

Вскоре после переезда из Оксфорда в Лондон Уайльд был с друзьями в театре. Кто-то из зрителей сказал:

— Смотрите, вот идет этот чертов паяц, Оскар Уайльд.

Уайльд, обратившись к своим спутникам, заметил:

— Удивительно, как быстро приобретаешь известность в Лондоне!

По воспоминаниям Фрэнка Бэнсона

В 1881 году Уайльд, еще не успевший ничего написать, стал героем пародийной оперетки Гилберта и Салливана; ее полное название: «Терпение. Новая и оригинальная опера для эстетов». Уайльд отозвался о ней словами:

— Карикатура — это дань, которую посредственность платит гению.

* * *

В оперетке «Терпение» Уайльд изображался юношей в костюме XV века, который, в качестве «апостола эстетизма», считает необходимым

Разгуливать по Пикадилли
Со стеблем мака или лилии
В анахронической руке.

Сам он по этому поводу заметил:

— Такое мог бы сделать любой. Я добился гораздо большего: заставил поверить всех, что я действительно это делал.

В 1882 г. готовилась постановка «Терпения» в Америке, и продюсер этой постановки пригласил Уайльда в США для чтения лекций. Он предвидел, что оперетка послужит лучшей рекламой Уайльду, а лекционное турне Уайльда будет хорошей рекламой для оперетки.

* * *

На пароходе, плывшем в Америку, Уайльд сказал: «Я не вполне доволен Атлантикой. Она не столь величественна, как я ожидал».

Тут же в газетах появились заголовки:

«УАЙЛЬД РАЗОЧАРОВАН АТЛАНТИКОЙ».

А одна из них поместила заметку:

«Я разочарован Уайльдом», с подписью: «АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН».

* * *

При въезде в Америку Уайльда спросили, какие ценности он хочет указать в таможенной декларации. Он ответил:

— Мне нечего декларировать, кроме моего гения.

(Эта фраза — одна из известнейших фраз Уайльда, — по всей вероятности, приписана ему задним числом.)

* * *

Шахтеры поселка Лидвилл (штат Колорадо) устроили прием в честь Уайльда. Уайльд описал его так:

— На первое подали виски, на второе — виски, на третье — виски, и все меню состояло из виски, тем не менее это называлось обедом.

* * *

Увидев Миссисипи, вышедшую из берегов, — бурную, желтую, грязную, — Уайльд заметил:

— Ни одна добропорядочная река не позволила бы себе подобного поведения.

* * *

Когда Уайльду предложили внести поправки в одну из своих пьес, он сказал:

— Кто я такой, чтобы осмелиться править шедевр?

(Этой пьесой была драма из русской жизни «Вера, или Нигилисты», ныне почти совершенно забытая.)

По воспоминаниям Эдгара Солтуса

Услышав, что художник Россетти собирается поехать в Америку, Уайльд заметил:

— Если у человека достаточно денег, чтобы поехать в Америку, не стоит туда и ездить.

* * *

Летом 1883 года известный политик-либерал Генри Лабушер в своем еженедельнике «Truth» назвал Уайльда «женственным фразёром», обреченным на забвение.

В интервью газете «Нью-Йорк геральд» Уайльд отпарировал:

— Если понадобились целых три газетных колонки, чтобы доказать, что я совершенно забыт, то между славой и забвением разницы нет[3].

* * *