Музыка дождя

Она села за маленький антикварный письменный стол. Можно забрать его к себе в прихожую. Миссис О’Хейген удивилась бы, узнав, что Морин останется жить в собственной квартире. Она была уверена, что Софи желала сохранить свой дом за семьей. Но Морин оставалась непреклонна. У нее было слишком много дел, чтобы тратить время на уборку такого большого дома. Ее собственная квартира была специально создана для нее: длинные шкафы для одежды, секретер с папками, как собственный офис, большая гостиная, кухня с большим столом, который стоял так, что она видела всех гостей, пока накрывала на стол.

Нет, вернуться в этот дом — это был бы шаг назад, и мама все понимала.

Вначале она прошлась по счетам. Она удивилась, как небрежна и неаккуратна была мама в последнее время. Было грустно видеть маленькие записки, которые мама писала самой себе — повсюду напоминания и подсказки. Было бы так просто, если бы мама следовала той же системе, что и сама Морин. Она обратилась в банк по вопросу о сумме за электричество и в страховую компанию. Мама должна была следить за всем лучше.

Потом была бесконечная переписка с биржевым маклером. Мама, как и все люди ее возраста, считала, что богатство исчислялось в акциях и ценных бумагах. Осталось только найти письма маклера. Мама не сохранила копии своих писем.

Морин потратила много времени, составляя многочисленные письма с расспросами, почему акции, которые, как все знали, росли, исчезли. Она написала письмо брокеру, в котором объяснила, что мама умерла, и попросила предоставить отчет о том, как шли ее дела. Ей бы хотелось вникнуть во все посерьезнее, но в маминых делах все время находилась грань, которую нельзя было переступать.

Морин сохранила письма, которые написала, чтобы потом снять с них копию. Мистер Уайт, мамин юрист, уже похвалил ее за организованность, посетовав, что не все молодые женщины так аккуратны, но ведь Морин должна иметь финансовое чутье и уметь руководить. Он показал ей мамино завещание — просто документ, по которому все имущество переходило к дочери — Мэри Кэтрин (Морин) Бэрри в благодарность за все годы преданной любви к матери. Завещание было составлено в 1962 году, когда мама смирилась с мыслью, что Морин не изменит своей жизни. С того самого дня, когда Софи Бэрри поблагодарила свою дочь за любовь и преданность, она еще на протяжении двадцати трех лет получала их от Морин. Конечно, она не могла подумать, что на протяжении этих двух десятилетий ее дочь будет жить в одиночестве и останется ее ближайшей подругой.

Разбор документов занял больше времени, чем она планировала. Ее не покидало странное чувство потери, совсем не похожее на горе на похоронах. Словно она перестала считать маму идеальной. В ней поселилось сомнение, ее раздражал беспорядок, царивший в доме. И не было больше Софи Бэрри, которая, подобно королеве, сидела на троне в гостиной с безупречной мебелью. Морин обескуражило это открытие.

Она сварила себе кофе и приготовилась к разбору следующего толстого конверта. Ей вспомнилось, как мама говорила: «Морин, дорогая, если ты начинаешь что-то делать, то делай это хорошо». Это было применимо ко всему: и к умыванию розовой водой и нанесению крема дважды вдень, и к возобновленным урокам тенниса, которые Морин взяла, чтобы не ударить в грязь лицом на летних вечеринках. Если бы мама могла ее увидеть сейчас (в чем Морин сильно сомневалась), она бы похвалила ее за то, как она взялась за дело.

Она была абсолютно не готова увидеть документы, которые обнаружила в конверте с надписью «Юрист». Она рассчитывала найти там более детальную информацию о ее акциях или пенсии, но там оказались документы, подписанные в 1945 году. В них подтверждалось, что Бернард Джеймс Бэрри — отец Морин — вовсе не погиб от вируса в Северной Родезии после войны. Муж Софи Бэрри оставил ее сорок лет назад. Он оставил свою жену и ребенка, чтобы уехать с другой женщиной в страну, которая тогда называлась Северной Родезией.

Морин поняла, что ее отец, возможно, жив, он все еще в Зимбабве и у нее есть сводные братья и сестры примерно ее возраста. Женщина, которая называлась в документах как «законная жена», была родом из Бирмингема, ее звали Флора Джонс. Морин подумала, что мама сказала бы, что Флорами называли служанок.

Обычно она не употребляла крепких напитков с утра пораньше в воскресенье. Морин Бэрри, придерживавшаяся в этом, как и во многом другом, строгих правил, считала, что пить одной опасно. Она видела, как это погубило многих ее друзей, которые пили после рабочего дня. Мама говорила, что вдовы могут встать на этот скользкий путь, если не будут себя контролировать. Вдовы? Что имела в виду мама, когда на самом деле она притворялась на протяжении сорока лет? Какой должна быть женщина, которая заживо похоронила мужчину, живущего за границей?

С дрожью, сравнимой с незначительными толчками при землетрясении, Морин поняла, что каждый май ее мать, находясь в здравом уме, служила службу за упокой души человека, который мог до сих пор быть живым.