Музыка горячей воды

– Секундочку, Бонни!

– Черта с два секундочку! Том рассвирепел, грозится тебя убить. А я считаю, что это ужас, невероятно! Мама говорит, чтоб я звонила адвокату.

Бонни бросила трубку. Кевин положил.

– Что такое? – спросила жена.

– Ничего, Гвен, пустяки.

– Завтракать будешь?

– По-моему, в меня не полезет.

– Кевин, в чем дело?

– Бонни утверждает, что я завел Джинджин и Кэти в чулан, снял с них трусики и нюхал им письки.

– Ой, да ладно!

– Она так говорит.

– А ты нюхал?

– Боже мой, Гвен, я же пил. Вообще помню только, что стоял у них на газоне и смотрел на луну. Большая луна была, я такой никогда не видел.

– А больше ничего не помнишь?

– Нет.

– Кевин, тебя вырубает, когда ты выпьешь. Ты же сам знаешь, что тебя вырубает.

– По-моему, на такое я не способен. Я не домогаюсь детей.

– Маленькие девочки в восемь и десять лет – очень хорошенькие.

Гвен ушла в ванную. А выйдя, сказала:

– Господи, только б оно так и было. Я была бы счастлива, господи, если б так оно все и было!

– Что было? Ты чего это мелешь?

– Я серьезно. Может, хоть тогда затормозишь. Может, тогда начнешь сначала думать, а потом пить. А может, и вообще пить бросишь. Стоит нам куда-нибудь пойти, ты больше всех выхлестываешь, как будто обязан так лакать. А потом творишь какие-нибудь глупости, мерзости какие-нибудь, хотя раньше творил их только со взрослыми женщинами.

– Гвен, да это же просто розыгрыш.

– Это не розыгрыш. Вот погоди, устроим тебе очную ставку с Кэти и Джинджин при Томе и Бонни.

– Гвен, да я люблю этих малюток.

– Что?

– Ох, блядь, ладно, не будем.

Гвен ушла на кухню, а Кевин зашел в ванную. Умылся холодной водой, посмотрел на себя в зеркало. Как должен выглядеть детонасильник? Ответ: как все люди, пока ему не скажут, что он детонасильник.

Кевин сел на толчок. Срать – так безопасно, так тепло. Ну ведь не мог он в самом деле. Он у себя в ванной. Вот его полотенце, вот его мочалка, вот туалетная бумага, вот ванна, а под ногами – коврик, мягкий и теплый, красный, чистый, удобный. Кевин закончил, подтерся, смыл, руки вымыл, как цивилизованный человек, и вышел в кухню. Гвен поставила жариться бекон. Налила ему кофе.

– Спасибо.

– Омлет?

– Омлет.

– Десять лет женаты, а ты все омлет да омлет.

– Поразительнее другое – ты вечно спрашиваешь.

– Кевин, если это разнесется, ты вылетишь с работы. Банку не нужен управляющий отделением, который домогается детей.

– Ну, наверное.

– Кевин, нам надо встретиться с их семьями. Сесть и обо всем поговорить.

– Прямо как сцена из «Крестного отца».

– У тебя большие неприятности, Кевин. Тут не выкрутишься. Это серьезно. Положи хлеб в тостер. Медленно толкай, или он сразу выскочит, там с пружиной что-то.

Кевин сунул хлеб. Гвен разложила по тарелкам омлет с беконом.

– Джинджин отчасти вертихвостка. Вся в мать. Удивительно, что такого не случилось раньше. Не то чтобы я кого-то извиняла.

Она села. Тосты выскочили, и Кевин передал жене ломоть.

– Гвен, когда чего-то не помнишь, очень странно. Как будто ничего и не было.

– Некоторые убийцы тоже забывают, что натворили.

– По-твоему, это убийство?

– Это может серьезно повлиять на будущее двух девочек.

– Многое может.

– Я бы сказала, что твое поведение было пагубно.

– А может, созидательно. Может, им понравилось.

– Что-то давненько, – сказала Гвен, – ты у меня письку не нюхал.

– Правильно, давай тащи себя сюда.

– Я и так не чужая. Мы живем среди двадцати тысяч человек, такое не утаишь.

– А как они докажут? Две маленькие девочки говорят одно, я – другое.

– Подлить кофе?

– Да.

– Я хотела табаско принести. Тебе же нравится с омлетом.

– Ты всегда забываешь.

– Я знаю. Послушай, Кевин, ты доешь. Можешь не торопиться. Извини. Мне надо кое-что сделать.

– Ладно.

Он не знал, любит ли Гвен, но жить с ней было удобно. Она занималась деталями, а детали сводят мужчину с ума.

Он положил на тост побольше масла. Масло – чуть ли не последняя роскошь для мужчины. Настанет день, и автомобили так подорожают, что новый не купишь, поэтому все будут сидеть, жрать масло и ждать. Придурки христанутые, которые талдычат про конец света, с каждым днем смотрятся все убедительней. Кевин доел тост с маслом, и тут вернулась Гвен.

– Ладно, все улажено. Я всем позвонила.

– В смысле?

– Через час у Тома совещание.

– У Тома?

– Да, Том, Бонни, родители Бонни, брат и сестра Тома – все приедут.

– И дети?

– Нет.

– А адвокат Бонни?

– Ты боишься?

– А ты б не боялась?

– Не знаю. Я никогда не нюхала писек у маленьких девочек.

– Интересно почему?

– Непристойно и нецивилизованно.

– И к чему нас привела эта наша пристойная цивилизация?

– Я думаю, к таким, как ты, кто заволакивает маленьких девочек в чуланы.

– Тебе, похоже, это даже нравится.

– Вряд ли эти девочки тебя когда-нибудь простят.

– Хочешь, чтоб я у них прощения попросил? Это обязательно? За то, чего я даже не помню?

– Почему бы и нет?

– Давай не будем. Зачем соль на рану сыпать?

Когда Кевин и Гвен подъехали к дому, Том встал и сказал: