Музыка грязи

Через несколько недель, спасибо Рэчел, спина Джорджи вернулась в нормальное состояние. Начался учебный год, и дом снова остался в ее полном распоряжении. Если честно, по многим пунктам она чувствовала себя возродившейся. Из благодарности и пытаясь завязать дружбу, она пригласила Рэчел на чашку чая. Она испекла булочки и нашла в местном магазине ромашковый чай. Она не могла дождаться возможности пересказать Рэчел последнюю серию фамильной саги Ютлендов. Сам КС, получивший круизную яхту, которую оставила ему бывшая преданная жена, решил отдать ее вероломной дочери Джорджи – ради старых добрых времен. Джорджи действительно не понимала своего отца. Но она четко ощущала нарастающий бунт в семье. Она, конечно, отказывалась от подарка. Дважды в неделю обычной черепашьей почтой он просил, чтобы Джорджи приехала и посмотрела яхту, но она стояла твердо. Она начинала – и приходилось себе в этом признаться – наслаждаться ситуацией.

Когда приехала Рэчел в кожаных сандалиях и летнем платье без рукавов из бледно-зеленого хлопка, Джорджи с краской в лице выставила свое скромное угощение; но Рэчел, у которой был нетерпеливый и очень занятой вид, похоже, даже ничего и не заметила. Джорджи думала: уж не потому ли, что Джерра на этой неделе был в Лос-Анджелесе? Она вдруг поняла, что совершает такой просто светский акт, как приглашение подруги на чай, впервые за три года. Господи, какой же одинокой, какой неуверенной она стала!

– Давно ты видела Бивера? – спросила Рэчел, разглаживая платье ладонями.

Джорджи покачала головой в приступе вины и разлила чай.

– Вчера вечером, – сказала Рэчел, – я к нему заходила, хотела взять посмотреть кино, и у бензоколонки стоял туристский автобус. Ты знаешь такие. Полный япошек, которым нужна машина. Знаешь, как это бывает. Целый день шатаются по дюнам, думая, что здесь у нас дикие края.

– Бедные засранцы, – сказала Джорджи. – Хотят живого лангуста, которого им обещали в туристском проспекте.

– В любом случае я на велике. А водитель подкачивает шины, и я вижу этих трех ребят, местных, лет по двенадцать, во дворе у Бивера. И они выписывают кренделя. Ну, в смысле, кружат вокруг автобуса. И я подъезжаю поближе и вижу эти лица в окнах, эти широкие глаза. И на стеклах куски окалины, и никто не выходит из автобуса, а водитель просто качает себе и качает, как будто ничего не происходит. Они видят меня, эти ребята, две девочки и мальчик, и просто смотрят на меня, и все. С вызовом. А в конторе – Бивер и Лоис. Выглядывают. Дети уезжают. И я подхожу к двери, а Бивер мне говорит, что закрыто. Вот так. Даже не стал со мной разговаривать.

Джорджи все это очень ясно себе представила, вплоть до лиц детей, до потрескавшихся под солнцем губ, и знала, как все будет. Одетые, как белая рвань, в модные фасончики, с крысиными хвостиками, и на огромных «Би-Эм-Эксах»[24], заржавевших от того, что они ездят на них по приплеску. Гордый продукт общества.

– Почему он не выпроводил их? – спросила Джорджи в смятении. – Бивер же здоров, как шкаф.

Рэчел посмотрела на нее. Джорджи почувствовала, что ее проверяют.

– Джорджи, он боится. Проснись. Он не может и пальцем тронуть этих ребят. Подумай только, чьи они. И положение Бивера.

– Что это за положение такое?

– Джим тебе никогда не говорил?

– Не говорил мне чего?

– В полиции на него досье длиной отсюда до Бразилии. Вооруженные ограбления, в основном с нанесением тяжких.

– Никто мне не говорил. Никто.

– Вот я и вижу.

– Так что там за история, Рэчел?

– Банда байкеров, – сказала та. – Он стал свидетелем обвинения. Групповое изнасилование. Но дело развалилось. И теперь у кучи народу есть кое-что против него.

– Никто об этом вслух не разговаривает, – сказала Джорджи.

– Не все знают. Но важные люди знают. Они знают.

– Рэчел, а откуда знаешь ты?

– Я встречала его в тюрьме, – сказала она. – Та моя другая карьера, помнишь? Я была – предположительно – социальным работником в управлении исправления преступников. Но никто из нас не признает собственного прошлого.

– Господи, почему же он тогда живет здесь? Разве ты бы на его месте не похоронила себя в каком-нибудь городе? Здесь он на открытом месте.

– Его отец в шестидесятых рыбачил здесь. Может быть, здесь емууютно. И просто догадка образованного человека, но, кажется, Бивер помнит кое-что из старых времен. В этом городишке куча мерзких секретов, Джорджи. Знать кое-что по мелочи о горожанах – это как вклад в банке, так? Это объясняет, почему он чувствует себя в безопасности.

– Ну, как я понимаю, ты много об этом думала.

– Да уж, время у меня было.

– Старые добрые времена, – горько пробормотала Джорджи.

– Не думаю, что он томится по ним. По своим старым временам или по чьим-то еще. Думаю, что он просто хочет новой жизни, тихой жизни. Все равно что-то я сомневаюсь, что старые добрые дни остались так уж далеко в прошлом, как может показаться. Господи, только посмотри на этот вид. Джим, наверное, должен чувствовать себя королем всего, что он видит.