Музыка и медицина. На примере немецкой романтики

До сентября он ни разу не вспомнил Клару. Только в день свадьбы, 12-го сентября 1854 года, он впервые выразил желание что-нибудь услышать о ней. Врач попросил Клару написать ему несколько строк, он хотел посмотреть, какое впечатление это произведет на него. Шуман, который ответил уже через два дня, был чрезвычайно счастлив: «Как я рад, дорогая Клара, узнать твой почерк. Благодарю тебя, что ты написала именно в этот день, что ты и дорогие дети с любовью вспоминаете обо мне. Передай привет и поцелуй малышей. О, если бы я мог вас увидеть и поговорить, но это очень далеко…». Последовало много прекрасных воспоминаний о прошедших счастливых днях, и нельзя не согласиться с Моэбиусом, что письма Шумана из Эндениха были «очень грустными». Замечания Шнебеля, что в письмах Шумана не было мыслей ни о настоящем, ни о будущем, также неверно. Напротив, казалось, что он тренировал свою память, чтобы доказать себе и врачам, что его ум снова начал работать, когда, например, писал Кларе: «Так много я хотел бы узнать о тебе. Где мои партитуры и рукописи? Где журнал „Neue Zeitschrift f"ur Musik“ и мои письма? Не могла бы ты мне прислать что-нибудь интересное, может быть стихи Шеренберга, некоторые старые номера журналов и музыкальные, „домашние и жизненные правила“». В следующие месяцы Шуману стало лучше. Это удивило многих, хотя доктор Рихарц в своих сообщениях об этом времени говорил не так обнадеживающе: «Течение болезни не должно обмануть сведущего человека благоприятными внешними изменениями. Его состояние ничем не отличается от обычного, которое было до катастрофы в Дюссельдорфе». Все же Шуман снова начал играть на фортепьяно. В основном занимался «фантазиями», так он лучше всего мог почувствовать себя поэтом и победить внутреннюю раздвоенность. В письме Кларе от.10-го октября 1854 года мы читаем: «Я иногда хочу, чтобы ты услышала, как я фантазирую на пианино, это мои самые блаженные часы!». Он заинтересовался изучением новых композиций, прежде всего Брамса, который прислал ему свои «Вариации для фортепьяно» на тему Роберта Шумана, посвященные Кларе Шуман ор. 9, доставив ему огромную радость и вызвав тем самым большое желание увидеть, наконец, своего юного друга. 11-го января 1855 года Брамс приехал в Эндених. Это посещение придало Шуману сил, и он захотел сочинять музыку. Поэтому странно звучит приписка в письме от 25 января 1855 года, которая упоминается только у Литцмана. Эта приписка напугала Клару: «Дорогая Клара, у меня такое впечатление, что предстоит что-то ужасное. Я больше не увижу тебя и детей. Как больно!» Может быть, к этому времени относится его последняя композиция на мелодию 1569 года, использованную И. С. Бахом для своего хорала. Выбор этого текста показывает безнадежность его состояния, из которого он видел только один выход — смерть. Сама рукопись написана четким почерком, без признаков дрожания руки, что указывало бы на прогрессирующую болезнь. Трогательный текст этой последней композиции гласит: «Если настал мой час уйти из этого мира, помоги мне, Господи, Иисус Христос, в моем последнем страдании. Господи, я вверяю мою душу в твои руки, ты сохранишь ее».

В это время у Шумана была мысль покинуть Эндених. Вспоминая о совместной прогулке с Брамсом, он писал ему 11 марта 1855 года: «Во время недавней прогулки мы ушли недалеко, надо уйти намного дальше. Совсем. Прочь отсюда! Больше года, с 4-го марта 1854 года тот же образ жизни, тот же вид на Бонн. Куда-нибудь! Обдумайте. Бенрад слишком близко, может быть в Дейц или Мюльгейм. Напишите мне скорее». Во время посещения Брамса в апреле он повторил ему свою просьбу, после того как перед этим попросил атлас, очевидно для того, чтобы с его помощью лучше спланировать «побег». Предупрежденные об этой «чрезмерной активности» Шумана врачи посоветовали временно прекратить переписку с Кларой. Последние строки Клара получила 5-го мая 1855 года: «Дорогая Клара! 1-го мая я послал тебе весеннюю весть. Следующие дни были беспокойными. Ты узнаешь больше из моего письма, которое получишь до послезавтра, от него веет холодом, но что ты еще узнаешь, тебя обрадует, моя милая. Будь здорова, дорогая! Твой Роберт». Обещанное им письмо не пришло никогда. Немного позже в сообщении врача говорится: «Беспокойные дни, мало спит, слышит голоса, его речь без артикуляции, неразборчива». У Шумана наступил рецидив. Однако Беттина фон Арним, которая навестила его в мае, не хотела понять это и подвергла сомнению компетенцию лечащих врачей. Она описала свою встречу с Шуманом так: «Он сказал, что говорить ему стало труднее, и так как он уже больше года ни с кем не разговаривает, болезнь прогрессирует. Он говорил обо всем, что в его жизни было интересного, говорил непрерывно, и это привело его в приятное возбуждение». Ее слова позволяют предположить, что Шуман в возбужденном состоянии (все это время он думал о побеге) производил впечатление разговорчивого человека.