Музыка и тишина

И в молитвах своих я надеюсь, что сейчас он именно там.

Я осталась здесь одна с детьми. Когда Винченцо станет взрослым, имение перейдет к нему, но до того времени я буду жить в доме, у меня достаточно денег, чтобы привести в порядок фермы и коттеджи арендаторов. В Клойне все относятся к нам хорошо, и я редко бываю одна.

Но мне захотелось рассказать Вам о том, что произошло в этом доме, и спросить, носите ли Вы серьгу, которую я вам подарила.

Где бы Вы ни были, Питер Клэр, знайте, что я страстно любила Вас. Думаю, Вы не слишком хотите это слышать, и я по-прежнему смотрю назад, как нам, женщинам, свойственно. Но я прошу Вас простить мне этот недостаток.

Франческа, Графиня О’Фингал

Малиновые нити

Йоханн Тилсен замечает, что в это жаркое лето мухи и насекомые становятся более назойливыми и злыми. Его шея распухла и покраснела в том месте, где овод прокусил кровеносный сосуд; ночью адское жужжание комаров сопутствует внезапно охватившим его дурным предчувствиям, объяснить которые он не в состоянии.

Закрыв лицо руками, он лежит на узкой части кровати, незанятой пышным телом Магдалены. Комары пируют на его локтях, где рукава летней ночной рубашки задрались до плеч. Волдыри, которые они оставляют (розовато-желтые, как недозрелая малина), он смазывает уксусом, но зверский зуд не проходит. А пока он осматривает корзины с черной смородиной перед их отправкой в Боллер, оса жалит его в губу.

Этот укус — последнее унижение, поскольку Йоханн знает, что он уродует ему лицо. Магдалене он говорит:

— Я подвергаюсь гонениям. Бог с небес посылает мне мучения.

Но Магдалена женщина не сентиментальная и не суеверная.

— Какой же ты ребенок, Йоханн! — говорит она. — Ни дать ни взять, ребенок со всеми твоими жалобами и болячками.

Единственное место, где не донимают насекомые, это берег озера. В жаркие дни мальчики Ингмар и Вильхельм, Борис и Матти здесь купаются, а Магдалена сидит в беседке из дерева и камыша, которую Йоханн сделал для нее, смотрит на них и, улыбаясь про себя, предвкушает тайные уроки, которые она со временем им преподаст.

Маркус тоже приходит на озеро, но не купается, и Магдалена не смотрит на него, а он не смотрит на Магдалену. Все свое время он проводит вглядываясь вниз, в мелководье.

Иногда Маркус ловит руками пескарей, какое-то время рассматривает их серебристые тельца и бросает обратно в воду. Он видит лягушек и водяных змей, которых старается приманить. Змея действует на него гипнотически, словно она — гонец, как тот, которого посылали к нему из Копенгагена. Он так и видит, как эта тонкая змея заползает в щель между грудей Магдалены и жалит ее в живот. Маркус Тилсен полагает, что все обитатели озера стараются заговорить с ним и услышать его команды. Он считает их и что-то шепчет в ответ голосом, который никто кроме них не может услышать.

Однажды днем, когда остальные мальчики плывут к маленькому острову, где свисающие ветви ив образуют небольшую пещеру, а Маркус поет стайке головастиков, Магдалена неожиданно вскрикивает. Ее тело в беседке напрягается, затем оседает. На лице появляется удивленное выражение.

Маркус смотрит на нее во все глаза. Он надеется, что через мгновение она будет лежать совсем тихо. Как-то давно Эмилия говорила ему, что люди могут умереть так быстро, что он едва успеет сосчитать до двух. И потом останется только вырыть в земле яму и положить их в нее. Маркус размышляет, что яма, которую придется вырыть для Магдалены, будет очень большой и глубокой. Было бы ужасно, если бы куски Магдалены — рука или часть юбки — высовывались наружу. Но земля в полях мягкая, и рыть будет нетрудно, а в будущем году над Магдаленой можно будет посадить крыжовник, и никто даже не вспомнит, где она была или даже что она вообще существовала.

Магдалена зовет его, но он не слышит. Он отворачивается, смотрит на озеро и видит, как его братья подплывают к острову и начинают карабкаться по ивовым ветвям. Они тоже не услышали ее крика. Ее лицо стало ярко-красным, она хватается за живот и снова вскрикивает. Она уже не сидит на своем маленьком сиденье, а лежит на полу беседки среди тростника. У нее дергаются ноги.

— Маркус! — кричит она. — Маркус!