Музыка как судьба

Знаменитые писатели начала 30-х годов: Бабель, Катаев, Олеша, Никулин, Багрицкий, Тынянов, Козаков, Каверин, Федин, Ильф и Петров, Зощенко. А. Толстой — был наиболее солиден, очень много писал. В элиту входили еще кинематографисты, все те же. Маяковский был объявлен «лучшим, талантливейшим поэтом нашей эпохи». Есенин — пока прочно запрещен. В СССР ненадолго заехал шахматный игрок Ласкер. Это подавалось как мировое событие так же, как и успехи Ботвинника — советского чемпиона. Зрело новое поколение поэтов: Кульчицкий и Коган — «Только советская нация будет и только Советской расы люди!»” Чем это лучше германцев? Дышать становилось все труднее. Обстановка в классе Шостаковича была невыносимой. Всюду «перло» одно и то же — в литературе, поэзии, кино, театре, а главное: газеты, журналы, радио — вся массовая пропаганда, включая ТАСС, местное вещание — все в руках одних и тех же людей. Слово «русский» было совершенно под запретом, как и в 20-е годы. «Россия» — само слово было анахронизмом, да его и небезопасно было употреблять в разговоре. Все предвоенные, суровые, мрачные годы, бесконечные суды, процессы, аресты. Жил я очень одиноко, друзей, в истинном смысле слова, не имел, были приятели застольного, «собутыльного» типа. Знакомство с Ш, к которому я относился с огромным пиететом и гордился его доброжелательным (так, по крайней мере, мне казалось) ко мне отношением. Нравилась мне молодая музыка Ив Дзержинского. В ней была дивная свежесть. Музыка без «симфонизма» (без развития), «без драматизма», как говорил мой соученик О. Евлахов (тоном осуждения). Мне же, как раз, это казалось свежим. К сожалению, после первого и большого успеха (с «Тихим Доном»), Дзержинский уже старался угодить, «попасть в тон». «Поднятая целина» была гораздо слабее: бытовизм, без особой поэзии, дальше дело пошло совсем плохо. Бытовая опера, увы, быстро себя исчерпала. Государственным искусством стали «симфонизм» и официальная песня (времена Дунаевского). «В бурю» Хренникова — это было уже просто пошло, но «Семен Котко», написанный на другом уровне таланта, опыта и вкуса, был также фальшив, жанрово малозначителен, кроме этой, хлестко написанной сцены с пожаром, сумасшествием и др. атрибутами оперного натурализма”. Занятия в классе [Шостаковича] консерватории и обстановка в нем стала труднопереносимой. К тому времени — 1940 год — я совсем растерялся, не знал, что делать, что писать (и долго не мог прийти в себя). Массовый стиль того времени казался мне попросту ужасным. Следовать же за корифеями — Стравинским, которого я хорошо изучил к тому времени (знал и последние его сочинения: «Персефону», Симфонию псалмов, балет «Игра в карты»), я не мог, было чуждо. Симфонии Шост — 5-я, 6-я — имели громадный резонанс, хотя многие кривили рот: и старые, и молодые. Помню, некоторые студенты, например С. Р. Мусселиус — честнейший человек, называл эти симфонии «Миазма № 1» и «Миазма № 2». Впрочем, говоря об этом без злобы, а лишь иронически. Перед самой войной обозначилась музыка Шостаковича: две симфонии (5, 6), квартет № 1, 309

квинтет. Это было очень внушительно, зрело, видна была уже впереди его высшая точка — 8-я симфония, после которой дело постепенно пошло на спад, но конкурента ему все равно не возникло. В том роде музыки, какой тогда царил, думаю, и невозможно было с ним соревноваться. Новые же идеи еще не созрели, не обозначились. Да и мудрено было им обозначиться. Ведь война шла под знаменем борьбы с национальным (хотя и в уродливой его форме). Жжх Знаменный распев — неоткристализованный, неотчеканенный тематизм. Чеканка тематизма — дело романтиков! Опера «Петр [» — какая-то пошлая, захудалая Мейерберовщина. Музыка Денисова — сухое, ремесленное школярство. Нет своей интонационной сферы. И никакие разглагольствования о творческой личности и о ее самовыявлении не помогут. Нет своей интонационной сферы — нет личности. Жжх Опера Тактакишвили «Первая любовь», либретто Габриадзе. На сцене Театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Стояла в плане театра с одобрения мин Культуры П. Н. Демичева. После смены худ рук была выброшена из плана. Следовало бы подумать о включении в перспективный план театра этого талантливого произведения выдающегося грузинского мастера. Жжх Из Николая Рубцова (Золотой сон). М-сопр и орк. Русские огороды = как есть с окончанием. Лесная дорога с разворотом леса. Пасха (ез-то!) Большой разворот в оркестре «Воскресе из мертвых». Золотой сон на 1/2 тона выше (как есть). Жжх Русская музыкальная школа выдвинула в 20-м веке (лишь одного) подлинно великого композитора — С. В. Рахманинова. Жжх Провокаторская поэзия — (Е, В и мн др) у Куняева“”. Подстрекательство к разбою, убийству, разрушению. Страшные образы Мисаил и Варлаам (прототипы, эпоха смуты) — подстрекательство, «а там наутек, подобру да поздорову». Анализ статьи, примеры, Ив. Русаков (красноречивая фамилия), поэт из романа Булгакова «Белая гвардия». Автор стихов «Богово логово» (сравни у Воз — «Богу Богово, Бокову 310