Музыка льда. Осколки

Встряхивает головой, пытаясь вернуться в реальность из собственных планов:

— Нет, Илюшенька, сегодня мой вечер, скорее всего, пройдет там и с теми, где и с кем мне быть и не хочется, но теперь нужно.

— Моя помощь нужна? — задает вопрос Ландау.

Домбровская лишь отрицательно качает головой.

— Не везде нашей сплоченной команде рады в расширенном составе, — иронично отвечает она.

Виктория отходит к столу и начинает искать на нем что-то важное. Понятно, что та самая “передышка” для нее закончена, а значит закончена и для Ильи. Продолжая рыться в бумагах женщина слышит, как хореограф отодвигает стул и поднимается на выход, под нос себе он напевает:

-

На точке двух миров

Стояли мы в огне,

Пылали облака, и ты сказала:

Давай убьем любовь,

Не привыкай ко мне.

Давай убьем, пока ее не стало

Ты лучше

Ты круче

Ты сможешь

Я в курсе.

— Ну и дурак! — невесело хмыкает Виктория в ответ на песню.

— Может быть, — спокойно отвечает Илья, — Но, вообще-то, Эр, уже очень хочется, чтобы ты сама прибилась к какому-нибудь берегу и дала мне возможность сделать то же самое. Хочется ясности, если уж на то пошло.

И с этими словами он выходит из кабинета.

— Да уж, ясности. А как мне-то хочется этой самой ясности, — тихо сообщает закрытой двери Домбровская, — И хоть немного простоты. Хоть в чем-то.

Она наконец нашла записную книжку и набрала номер телефона. Разговор предстоял не самый простой.

****

Жизнь идет своим чередом, что бы ни происходило в ваших душах. Так и жизнь “Сапфирового” потихоньку двигалась, углубляясь в зиму. Дети приходили на тренировки. Тренеры работали. В свободное время по очереди интересовались здоровьем Маши. В целом получалось, что все лучше, чем могло бы быть, но хуже, чем хотелось бы. С ближайших стартов они ее пока не снимали, но никто не верил, что Максимова даже поправится к этому времени, а уж про то, что она будет в форме и говорить не приходилось.

Шли упорные слухи, что из тренировочного процесса выпали минимум две сильные конкурентки, но официально пока это не подтверждалось, однако, стоило принять к сведению и использовать максимально, если подтвердится. Все умели играть в игры, предлагаемые их сложным миром большого фигурного катания.

Виктория на длинных дугах докатилась до Михаила и поманила к бортику. Откинувшись на него спиной плечом к плечу тренеры наблюдали за происходящим на катке. Зоя выкатывает без помарки четверной тулуп. С третьей попытки. Яна бьется над дорожкой, переходящей в тройной лутц. Ей явно неудобно, но Ландау закусило делать именно так. Вращение Кати бесподобно. Милка пробует прыгать и даже успешно. Ревкович, затесавшийся в эту компанию на время, пока Маша болеет, штампует свои четверные и вполне успешно привязывает к ним тройные тулупы. Никита — это однозначная победа, хотя вся война еще впереди. Парень оказался гораздо большим мужиком, чем думалось.

После истории с “самострелом”, иначе Вика не могла назвать тот случай, она рассчитывала на что угодно, вплоть до того, что мальчишка повесит коньки на гвоздь и ничего никому не расскажет. Но все пошло быстро и по лучшему из сценариев: в тот же вечер парень решил вопрос с родителями, а утром, что уж и вовсе было сверх всяких ожиданий, пришел на тренировку собранным и серьезно настроенным на работу.

— Давай-ка в этот старт Яночке тройной в короткой запланируем, — предлагает Домбровская Григорьеву.

Тот следит за неудобной дорожкой, которую упорно разбирают Ландау и девочка.

— Давай. Аксель у нее стабильный, а более спокойного старта, наверное, и не будет, — соглашается Михаил, — Не убьются, так покалечатся, — резюмирует он наконец то, что творят Илья с Яной.

Домбровская направляется к хореографу и спортсменке, чтоб озвучить свое решение, а заодно дать втык Ландау за тот треш, что творится сейчас у нее на глазах.

— И что у вас происходит? — задает тренер вопрос спортсменке и хореографу.

— Решили немного по-другому сделать вход на лутц, — сообщает мужчина.

— Кто из вас это решил?

Домбровская смотрит на Ландау, но внезапно отвечает Яна:

— Виктория Робертовна, я подумала, что так будет интереснее.

— Тебе же неудобно, — удивляется женщина.

— Нормально. Еще непривычно, но я сделаю, — сопротивляется спортсменка.

— Илья Сергеевич, а у вас какое мнение? — внимание Виктории снова переключается на Ландау.

— Согласен с вами, Виктория Робертовна, — поддерживает хореограф старшего тренера.

— Илья Сергеевич, но у меня же получается! — фигуристка смотрит на Ландау как на предателя.

“Этот бы характер, да на пользу делу”— поражается Домбровская упрямству девочки. Яночка не из тех, у кого нервы как канаты, не Максимова, в общем, Яна словно породистый жеребенок: тонкая, нервная, искристая, что придает ее программам особенный свет, но всегда вносит элемент неожиданности в их исполнение.

Илья растерялся. Переводит взгляд с одной женщин на другую, не понимая, на чью сторону лучше встать. Вику это забавляет. Но все же надо прийти на помощь коллеге и, в некоторой степени, ученику в тренерском деле: