Музыка льда. Осколки

Виктория поднимается, обходит свой стол и встает за спиной у молодого человека. Тонкие руки опускаются вдоль его груди, сцепляясь пальцами, словно образуют нагрудную цепь или ленту медали. В миллиметрах от своего затылка Илья чувствует, как при звуке ее голоса чуть вибрирует кожа, за которой солнечное сплетение, и почти ощущает легкие движения живота при вдохах и выдохах.

А это, Илюш, анестезия, — наконец произносит Домбровская, — Когда один любимый ребенок выпадает из процесса, нужно нагружать себя заботой об успехах другого, чтоб не начать бегать по потолку. Ты ведь именно это планировал делать все время, пока Маша болеет?

Ландау откидывает голову и упирается ей под ребра макушкой, заглядывая в глаза.

Я боюсь, Эр, — признается он, — Мне кажется, я так не боялся, когда она ногу сломала.

Вика лишь кивнула, не произнеся ни слова.

****

за полгода до олимпиады

Как хрустит кость, которая скручивается максимально, до разрыва всех связок и сухожилий вокруг, вы никогда не забудете, если слышали хоть раз. Громкая музыка на катке позволяет скрыть этот звук, но не искаженное болью лицо, не резкий вскрик ребенка, падающего на лед.

Сердце хореографа обрывается при звуке голоса Маши, падающей с тройного акселя. Что происходит с сердцем Виктории неизвестно, но скорость на которой она несется по льду с противоположного конца катка говорит, что и для нее этот крик — что-то экстраординарное.

Они поднимают девочку, оплетают ее спину с двух сторон своими руками и медленно втроем катятся, держа легкую как пушинка Машу почти на весу над гладью катка, пока она, белая до синевы, закусывает губы, чтобы не кричать, и даже не плачет, но слезы сами вытекают из глаз. Тело снимает стресс, а разум борется с подступающим болевым шоком попыткой полностью отключиться.

Тот перелом стал для молодого хореографа посвящением в большую жизнь тренера. Когда он сидел рядом с тихо плачущим от боли ребенком в ожидании скорой. Когда держал за руку, пока не приехали в больницу родители. Когда навещал и видел гипс, уже зная, что это минимум на два месяца. Когда после снятия гипса смотрел на ноги разной толщины и длины и, сам мне веря, убеждал семью, что все выправится с регулярными нагрузками. Когда первый раз выводил ее на каток после перелома… Ну как выводил?..

Летел по льду и кричал: “Не отходи от бортика!”, потому что, надевшая впервые после двухмесячного перерыва коньки, Машенька, решила, что ждать тренера в помощь — это глупость и взрослые перестраховщики просто ничего не понимают. И выскочила на лед одна. Как буквально водил ее вдоль бортика, пока ее ноги вспоминали что такое скользить на коньках. Как утешал, когда она, пытаясь делать первые связки, постоянно падала, с самого простого. Как было страшно смотреть ее заходы на первые прыжки. Совсем детские.

И еще в том сезоне он увидел, как легко случаются чудеса, если до этого много и трудно работать над их созданием, когда эта маленькая стальная девочка взяла первое место Чемпионата России, приехав аутсайдером едва мечтающим о попадании в сборную.

Но тогда он не боялся так. Правы космонавты, когда говорят, что самый страшный полет — второй, потому что ты все уже знаешь. Ландау теперь знал, как будет Аня возвращаться. И это было тяжело и больно, и неизбежно.

****

Илья смотрит снизу вверх на лицо Виктории. Берет ее ладони в свои руки и спрашивает:

— А тебе не страшно?

Видит едва заметную смутную улыбку:

— Не страшно. А может, и страшно, но не ново. Но это больно. Всегда больно и тебе, когда больно им. Это неизбежно.

— И что ты делаешь, Эр, когда так больно? — спрашивает Илья, не отпуская ее рук.

— Продолжаю работать, как видишь, — вполне честно отвечает женщина. — Главное помнить, что никогда ничего не заканчивается.

Мужчина тянет Вику за руки вниз, и она склоняется без всякого сопротивления, пока губы не встречаются с губами. Поцелуй, как взаимное утешение, обещание, что вдвоем им будет легче переносить эту отраженную боль грядущих преодолений.

Его руки, держащие ее запястья. Ее губы скользящие медленно и нежно по поверхности его губ. Не поцелуй страсти и даже не поцелуй нежности, а подтверждение верности друг другу на той дороге, по которой им идти дальше.

Оставь сомненья, мы уже у цели, не робостью, но силой облекись!

— Сегодня ты и правда щедра, — шепчет мужчина ей в губы, не желая прекращать секунды внезапной близости, которые, чем больше проходит дней их “паузы”, тем менее реальными и осязаемыми кажутся.

— Это просто передышка, — последнее легкое касание губами его губ, и женщина отстраняется. Лишь ее запястья все еще скованы его руками.

Блондинка стоит за спиной Ильи, положив ладони ему на плечи и чувствуя на своих кистях его пальцы. Два погона для особенно отличившегося в ее войсках. Но вряд ли она все еще в этом кабинете. Мысли Домбровской перебирают варианты, выстраивая максимально правильную линию поведения на ближайшие месяцы.

— Я приеду к тебе вечером? — слышит Вика вопрос, который мешает ей сосредоточиться на том, что сейчас важнее.