— Что ж, давай сообразим. Каких птиц ты знаешь?
— Ну… чайки. Нет, это слишком банально.
— Хорошо, оставим чаек в покое. Может быть, гусь?
— Ну уж нет!
— Ты прекрасна, — любуясь ею, произнес он.
Ханна взглянула на него, заметив странную ноту в его голосе.
— Что ты сказал?
— Ты прекрасна, — повторил он, и его глаза любовались ею. — Ты вся светишься, твои глаза сияют, как огоньки рождественской елки.
— А я думала, мы говорили о птицах.
— Именно о птицах! Закрой глаза, милая, — мягко скомандовал он.
— Чтобы почувствовать себя маленькой птичкой на пустынном берегу? — поинтересовалась Ханна.
— Сначала поцелуй… потом птички… — пробормотал он, прижимаясь губами к ее рту. — Ханна, любимая, — прошептал он, — что ты со мной делаешь?
— Целую, — пробормотала она, крепче прижимаясь губами к его горячему рту.
— Это больше чем поцелуй, — проговорил Майкл, заставляя себя отстраниться от нее и не сводя с нее полных страсти глаз. — Больше чем поцелуй, — повторил он, — и мы оба знаем это. Это прелюдия к любви. Но, кажется, это не очень подходящее место. — Он оглянулся вокруг. — Здесь слишком холодно. А теперь закрой глаза.
— Холодно? — переспросила она, послушно опуская ресницы.
— Да, любовь моя. Лежать на песке в такое время года — небольшое удовольствие. Конечно, если ты чайка, то можешь резвиться на берегу в ноябре, пух и перышки защитят тебя от холода.
— Ну что ж, пускай будут чайки.
— Отличная мысль. Мне нравится.
— Тогда нужно придумать им имена.
— Питер.
— Слишком уж обычное.
— Патрик.
— Нет.
— Персиваль.
— Честное слово, Майкл, чайка Персиваль звучит просто ужасно!
— Хорошо, дай подумать. — Майкл наморщил брови. — Эта чайка — девочка? Может быть, Петра?
— Петра, — повторила она. — Да, это что-то необычное.
— Уникальное, — прошептал он.
— Хорошо, для начала годится, — решила Ханна. — Итак, Петра на берегу со своими друзьями. Надвигается шторм… Петра смотрит в небо, изучая причудливые очертания туч.
— А что, если вся стая улетит, а Петра останется на берегу…
— Одиночество как главная тема?
— Нет, Петра одна, но не одинока, потому что у нее есть воображение. Когда улетели ее друзья, она видела, как они дружески кивают ей из-за туч, и не чувствовала себя одинокой.
— Но это были грозовые тучи, — напомнил Майкл.
— Тучи развеются, и снова выглянет солнце.
— Фея… — произнес он.
— Что? Чайка Фея? — Она прыснула.
— Нет, ты, Ханна Чандлер, ты — фея.
Он улыбнулся и притянул ее к себе, затем прижался теснее, так, что она почувствовала, как напряглась его плоть.
Она вырвалась из его объятий.
— Подожди. Ты же сам говорил, что здесь очень холодно.
— Говорил, — подтвердил он. — Но мне повезло. Неподалеку мой дом, где тепло и где Красная Шапочка оставила корзинку со всякими вкусностями.
Вдруг в его глазах промелькнуло знакомое жесткое выражение. Она не могла понять перемены.
Он бесстрастно разглядывал ее. Ханна невольно напряглась.
— Наваждение, — пробормотал он, — Ты мое наваждение, Ханна. Наваждение и загадка. Ты как прекрасное видение возникла в ночи и ворвалась в мою жизнь. Обычным движением карандаша ты способна создать необыкновенную историю. Ты нереальная, неземная… Плод моего пылкого воображения. Иллюзия… Неуловимая и пленительная, как ускользающая мелодия.
Ханна изумленно уставилась на Майкла, потом медленно покачала головой:
— Нет, я настоящая. Из плоти и крови. И во мне нет ничего загадочного, Майкл. Я такая, какая есть. Я открыта и проста как белый день, — Ханна умолкла, потом решительно продолжила: — И в эту минуту я хочу тебя так сильно, что мне кажется, я просто не выдержу.
— Что ж, наши желания совпадают. Забирай свои рисунки, Красная Шапочка. Я утолю твою страсть, если ты утолишь мою.
Ханна словно зачарованная не сводила с него глаз. Майкл имел над ней какую-то странную власть. Когда он говорил, она завороженно слушала, отбросив логику и здравый смысл. Все исчезало, кроме его гипнотизирующего голоса.
Когда они подошли к мольберту, Ханна застыла, молча разглядывая рисунок. Затем начала объяснять свою идею.
Она мгновенно загорелась, показывая Майклу, где пририсует птиц и каким образом попробует смягчить суровость предгрозовых туч. Она так увлеклась, что почти забыла о его присутствии.
От Майкла не укрылось ее настроение. Он знал, что такое вдохновение. И это объединяло его и Ханну. Творческое озарение… Вот что он прочел на ее лице. Мог ли он пренебречь этим? Нет, он никогда не посмел бы погасить эту божественную искру.
— Ханна, — произнес он, останавливая ее сбивчивые объяснения. — Планы меняются. Ты приехала рисовать. Займись рисунком, а я пойду в коттедж, приготовлю какао и сандвичи и вернусь к тебе.
— Но… — начала было она.
— Никаких «но»! Ты наконец нашла правильный ракурс, посмотри, что тут можно сделать. Я схожу за корзиной, которую оставила у моих дверей Красная Шапочка. Обещаю — скоро вернусь.
— Хорошо, — неохотно согласилась Ханна. — И спасибо…
Майкл вернулся, но Ханна даже не взглянула в его сторону. Она рисовала, целиком захваченная упоительным состоянием творчества. Линии одна за другой быстро ложились на бумагу.