Музыка лунного света

Марианна завороженно глядела на странные гранитные обелиски. «Вот так и некоторые люди: вроде из плоти и крови, а на самом-то деле из бретонского гранита, принявшего человеческий облик», — думала она.

От каменного войска автобус поехал в сторону Лорьяна, потом снова свернул на автостраду, а неподалеку от Кемперле — в направлении Рьек-сюр-Белона. Марианна снова развернула карту. Реку Белон отделял от реки Авен мыс. Кердрюк находился как раз там, где Авен медленно расширялся в своем течении, а возле Порт-Манека впадал в Атлантический океан вместе с Белоном.

Она достала из сумочки изразцовую плитку.

«Пожалуйста, — мысленно взмолилась она, — сделай так, чтобы настоящий город хоть немножко напоминал нарисованный».

Автобус двигался по извилистой улочке, над которой смыкались пышные ярко-зеленые кроны увитых плющом деревьев. Он все глубже терялся в лабиринте полей и аллей, за окном время от времени мелькали гранитные дома с цветными ставнями и кустами голубых и розовых гортензий. Но вот он остановился в круто спускающемся к реке переулке, в конце которого Марианна заметила фасад помещичьей усадьбы, водную гладь и лодки.

— Добро пожаловать в Шато-де-Белон, с тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года это самое знаменитое место паломничества для всех любителей устриц! — провозгласила экскурсовод.

Марианна поотстала, пристроившись в хвосте группы. Справа от нее тянулся ряд длинных деревянных столов, установленных под деревьями на природной террасе, откуда открывался невыразимо прекрасный вид на поросший лесом изгиб реки. А далеко-далеко на горизонте, за последней речной излучиной, она увидела сверкающую полоску моря!

Оно и вправду сияло. На его волнах танцевали звездочки. И это было чудесно.

Двое белокурых молодых людей в резиновых передниках дожидались посетителей. Рядом с ними стоял еще один, напомнивший Марианне молодого Алена Делона, вот только он носил серьги, кожаные браслеты и высокие байкерские ботинки.

Он вонзил в плоскую устрицу что-то вроде лезвия непомерно большого консервного ножа, повернул руку, и она распалась на две половинки. «Ален Делон» поднес ее ко рту и одобрительно сказал владельцу устричной фермы: «Bon»[21]. Тот принялся выбирать из серого ящика устрицы, время от времени ударяя одной о другую и словно прислушиваясь к стуку. Потом он пересыпал их в плетеную корзину из стружек, выложенную влажно поблескивающими водорослями, сочными, как молодой шпинат.

Экскурсовод прочитала небольшую лекцию об устрицах, но Марианна слушала вполуха, так очаровал ее вид простиравшейся до самого моря реки с размеренно покачивающимися на волнах лодками. Лишь иногда до нее долетали обрывки пояснений: «Устричная молодь… Подводные детские сады…»

— Des plates ou des creuses?[22] — произнес чей-то голос у нее за спиной — голос «Алена Делона».

Он заговорил, открывая сначала кругленькую, гладкую устрицу, а потом удлиненную, с шершавой грубой раковиной. Устрицы распались у него в руках с хрустом, точно сломалась маленькая древесная веточка.

«Ален» протянул Марианне круглую плоскую устрицу:

— Calibre numéro un, madame![23]

Дрожащей рукой она приняла устрицу. Заглянула в створки раковины. Снова посмотрела на молодого человека. Он был привлекателен, но совершенно лишен самодовольства. В его темно-голубых глазах угадывались нежность и тоска, во взгляде читалось одиночество ни с кем не разделенных ночей.

«Я боюсь».

Она еще никогда не пробовала устриц. Снова встретившись глазами с «Аленом Делоном», она заметила на его чувственных губах улыбку. Он кивнул, словно ободряя ее.

Марианна проглотила устрицу, повторив его движения: поднесла ко рту, откинула голову, втянула в себя содержимое створки.

Она ощутила едва различимый запах морской воды, вкус ореха, вкус моллюска, а потом ее обонянием завладел насыщенный аромат, который для нее всегда ассоциировался с морем. Пена, волны, прибой, медузы, соль, кораллы, резвящиеся рыбы. Необозримый простор и бесконечность.

— Море, — печально промолвила она. Море можно было попробовать на вкус!

— Ya. Ar Mor[24], — сказал он с гортанным смехом, соскреб устричным ножом остаток светлой мускульной ткани и снова протянул ей устрицу.

«Ар Мор». «Каждая устрица — как море, — думал „Ален Делон“, — то море, что всякий носит в сердце, широко раскинувшееся и свободное, необузданное или тихое, нежно-голубое или черное. Устрица — это не только деликатес. Устрица — это ключ к мечте о море, которая втайне владеет каждым. Те, кто не хочет броситься в объятия моря, кто боится его безбрежного горизонта и его глубин, его страстности, его непредсказуемости, никогда не полюбят устриц. Они будут вызывать у таких людей отвращение. Точно так же, как вызывает у них отвращение страсть и жизнь, смерть, и все, что олицетворяет море».

— Merci[25], — сказала Марианна.

Когда она передавала ему устричную раковину, их пальцы соприкоснулись.

«Ты мог бы быть моим сыном, — внезапно подумала Марианна. — Как жаль, что у меня нет такого сына, как ты. Я бы танцевала с тобой под оперные арии. Я бы дарила тебе любовь, чтобы и ты научился любить».