Музыка лунного света

Одна из этих теней двинулась к причалу. Марианна отшатнулась от окна, будто ее застали за каким-то предосудительным занятием. Она увидела, как на набережной, подняв бокал шампанского, замерла Женевьев Эколлье. В ее позе упрямство и гнев читались так же ясно, как в открытом дневнике.

Женевьев словно без слов произносила тост, обратившись лицом к Розбра. На другом берегу все было аккуратнее, изящнее и дороже и напоминало деревню из игрушечного набора, — по крайней мере, так казалось Марианне, следившей за владелицей ресторана. По сравнению с Розбра Кердрюк представлялся неухоженной, запущенной старинной вещицей.

Внезапно Марианна осознала, что Женевьев спрятала платья, потому что ненавидела связанные с ними воспоминания. Но все-таки не могла от них избавиться.

Женевьев Эколлье в три глотка осушила шампанское.

А потом, размахнувшись, запустила бокал далеко в воду.

Марианна сконфуженно забралась обратно в постель, с едва заметной улыбкой растянулась посреди кровати и спустя несколько секунд соскользнула в густой, сладкий, как сироп, сон.

Ее последняя мысль была столь мимолетна, что она с трудом смогла ее сформулировать: «Это был замечательный день».

16

Марианна проснулась еще до восхода. Она не могла вспомнить, когда спала таким глубоким, бодрящим сном, когда чувствовала себя такой защищенной, надежно укрытой. Она выглянула из окна и ощутила запах моря.

Семеня мимо пустующей стойки администрации, она неожиданно для самой себя взяла с подставки одну из старых, выцветших от времени открыток с изображением гостиницы. На них уже были наклеены марки.

Марианна написала по тонким линиям адрес своей целльской соседки Греты, а потом остановилась. Она хотела поблагодарить Грету Кёстер. За то, что была с ней дружна, за ее смех, за домашние туфли с перьями марабу, за жизнь, к которой могла прикоснуться Марианна. Хотя бы получая от Греты открытки со всех концов земли, куда та устремлялась, чтобы забыть о своей любви к парикмахеру.

Он был женат и все двадцать лет, что он спал с Гретой, каждую ночь возвращался к жене. Когда та умерла, он пережил ее всего на две недели. Грета была возмущена: «Его так измучили угрызения совести, что он за ней даже на тот свет подался!»

«Спасибо Вам за все: за то, что Вы есть, за то, какая Вы», — написала Марианна и спрятала открытку в карман плаща.

Пройдя всего метров сто по левой стороне деревенской улицы, она обнаружила табличку с надписью: «К морю», а рядом с ней — ящик для писем и бросила в него открытку.

Она осознавала, что это будет последняя весть, которую она подаст кому-то в своей жизни.

Шесть километров до Порт-Манека; там Авен и Белон сливаются, впадая в Атлантический океан. Двенадцать тысяч шагов, и конец.

Марианна прошла мимо старой как мир гранитной chaumière с крышей, нависающей над самыми окнами. За ней обнаружилась узенькая тропинка и повела ее из Кердрюка в сумрачный лес. Дорожку обступали могучие, точно соборные колонны, деревья, теснили увитые плющом и травами земляные валы. К запаху леса примешивалось благоухание водорослей, соли и морской пены.

«Лес, в котором пахнет морем».

Тропинка совсем сузилась, на ее извилистые петли то и дело покушались лишайники и маленькие болотца. Пройдя какую-то лощину, Марианна увидела первый приток Авена. По глинистому руслу реки стекал ручеек, а тропка взобралась на холм, обходя высокие, поросшие лишайником утесы.

Это было похоже на девственный лес. Только небо, деревья, вода, земля и сияние солнца, медленно поднимавшегося к зениту.

Она сделала глубокий вдох, выдох и закричала.

Ей показалось, что этот крик овладел всем ее существом и уже не подчинялся ее воле. Она кричала на вдохе и на выдохе, в этом крике разбилась вся ее жизнь, она кричала и выхаркивала осколки. Ее душа выхаркивала бесцветную кровь.

Когда Марианна нашла в себе силы двинуться дальше, у нее возникло чувство, что с плеч ее соскочило какое-то чудовище с острыми когтями, все это время впивавшееся в ее тело. Это был страх. Ее оставил страх, мерзкое существо с красными глазами, и теперь оно неслось по подлеску, чтобы вскочить на спину первой попавшейся жертве. Из зеленой чащи доносились шелест и хруст ломаемых веток.

«Я и не замечала, что живу», — подумала Марианна.

Прибой принес в реки свежую соленую воду. В лесу запахло иначе.

Она шла, двигалась, ее тело словно преодолевало плотную, осязаемую преграду времени, и Марианна уже не чувствовала себя чужой на этом клочке земли, она будто слилась с ней, а неподатливые границы между человеком и материей словно растворились.

Поясница у нее покрылась испариной. Как никогда прежде, она ощущала свое тело: мышцы болезненно сокращались от непривычных усилий, хотели больше, они хотели идти, двигаться, работать.

И тут ее сразил аромат, чудесный, неповторимый аромат!

Внизу, под светлыми, родившимися в незапамятной древности скалами на берег набегало море. Марианна ощутила его запах. Услышала его. Почувствовала соленый вкус на губах и без памяти влюбилась в облик этого моря. В свет, танцующий на его волнах.