К рогу быка, который в своей первоначальной форме получил своеобразное выражение в бронзовый век в Ирландии, присоединяется предшественник трубы – галльский и кельтский каринкс, называемый также «галатский салпинкс». Он сделан полностью по образцу формы животного, если отождествить длинный конус с шеей. Рупор представляет собой глотку животного, широко раскрытую и даже снабженную упругим языком, который, если дуть в инструмент, издает жужжащий шум. Фридрих Бен указывает на то, что самое древнее изображение каринкса представлено на фризе[90]
в Пергамоне. Кроме того, оно находится на Колонне Траяна, а также на одном барельефе в Центральной Индии, датированном первым столетием н. э. «В качестве национального инструмента каринкс очень часто встречается на кельтских монетах. Фантастическая форма издающего звуки кубка должна была побуждать к подражанию всякий раз, когда искусство следовало за формами античности и их повторяло. Сначала такие раструбы в форме головы животного появляются в миниатюрах XI и XII столетий на рожке и волынке, затем снова в картинах эпохи Возрождения (Дюрер). На рубеже XVIII и XIX столетий мастера, особенно французские, изготавливавшие музыкальные инструменты, копировали трубы своих галльских предков и трубы многих инструментов, как-то: офиклеида, фагота, тромбона и «русского рожка», делали раструб в форме раскрытой звериной пасти, при этом иногда также присутствовал упругий язык. Как ни странно, раструбы в форме головы животного встречаются также в духовых инструментах ацтеков» [101, с. 146]. Если независимо друг от друга можно установить одинаковые традиции у разных народов, то причины лежат в глубинах идентичной душевной жизни людей, хранящей одни и те же первообразы. Идет ли речь о настоящем «колдовстве над изображением», о мифологических или культовых понятиях, – это выяснить уже невозможно. Но примечательно то, что здесь на протяжении тысячелетий сохраняются формы инструментов в виде животных, и, лишенные своего первоначального значения, в конечном счете они играют только орнаментальную роль. Несомненно, мы имеем дело с «колдовством над изображением», обнаружив, при создании древнетибетских труб и других инструментов использовались кости жрецов и полководцев. Считалось, что их силы переходят в звук и достаются всем тем, кто его слышит [87, с. 258].Среди всех инструментов существует один, избранный символизировать душу: арфа. Арфа постоянно присутствует в поэтических произведениях, она прославляется в романтизме, например, у Гёльдерлина, которому звуки арфы представляются следующим образом: «Плотное, как из морей, взмывает в воздух бесконечное облако благозвучия». Или у Новалиса, который буквально требует: «Человек – арфа, должен быть арфой». Он обосновывает свое требование двумя ее качествами: бесконечным многообразием звуков эоловой арфы и простотой побудительного потенциала (вспомним здесь великолепную работу Макса Клингера «Фантазии Брамса» – женское тело из арфы в «Пробуждении чувства»!)
Арфа – один из древнейших и самых привилегированных музыкальных инструментов человечества. Она появляется во всех известных нам первобытных культурах, идет ли речь об Ассирии, Вавилоне, Древнем Египте или Греции. Она охватывает все существо человека – от его верования в Бога до подневольной работы разума. Ее приносили в жертву богине Хатор-Изиде, а при служении Молоху у финикийцев она подогревала безудержное вожделение гетер. Но уже в Ветхом Завете ей приписывается мистическое воздействие: игрой на арфе Давид изгонял демонов, одолевавших царя Саула.
Прототип арфы – лук для стрельбы, тетива которого, посылая стрелу, издает жужжащий звук. О луке напоминает также форма арфы в Древнем Египте. Красивое японское сказание связывает это происхождение арфы с верой в божественные источники музыки.
Однажды богиня солнца Аматерасу, капризная, как все богини, спряталась в пещере. Мир сразу погрузился во мглу. Боги напрасно пытались уговорить Аматерасу снова вступить в свое царство. И тогда одному богу приходит очень умная мысль. Он берет шесть больших луков, связывает их и извлекает из этой импровизированной арфы мягкие и нежные звуки. В тот же миг в одеянии из цветов, украшенном листьями винограда, появляется прелестная нимфа, белокурая Амено-Узуме. Увлеченная игрой на струнах, она отбивает такт бамбуком, следуя ритму, танцует, наконец, начинает петь. С любопытством богиня солнца выглядывает из своей пещеры, и миру возвращается свет. Но чтобы больше не зависеть от настроения Аматерасу, боги решили заботиться впредь о танце и пении (по Комбарье).
Однако настоящая «магия» арфы проявляется только тогда, когда она звучит сама по себе, будто ее струны заставляют звенеть руки призраков…