Я долго лежала в темноте в его кровати, слушая, как Макс ходит по кухне и хлопает дверцами шкафов. Не надо было оставлять его там одного. Тут я вспомнила, как одна проплакала полночи, когда Макс принуждал меня к беременности. Ничего, пусть думает в следующий раз головой, а не членом! Я потрогала свой живот. Интересно, я уже беременна?
Я улыбнулась сама себе. Мне не было жалко ни Еву, ни Макса, ни тем более себя. В комнате витал запах моей победы, я уснула, жадно вдыхая его дивный аромат.
Уже сквозь сон я почувствовала руку Макса, обнимающего меня и притягивающего к себе. В эту ночь мы не занимались любовью. Наша физическая близость, впервые начавшаяся на кухонном подоконнике, на нем же и закончилась этим вечером. Это было символично, как и самое сильное мое наслаждение.
«Я не представляю, как завтра утром закрою за тобой дверь»
Чтобы облегчить участь и страдания Макса, утром я ушла до того, как он проснулся. Мы попрощались не сказав «прощай». Уже сидя в машине, я дала волю слезам. Это не были слезы сожаления или раскаяния, это были слезы облегчения. Как будто я сбросила с себя тяжелую ношу. Она осталась в этой квартире, где я была живая, как никогда. Где я познала любовь, страсть, ревность, каково это, отдаваться мужчине и бояться его потерять, и каково это осознанно оставить его навсегда. Мужчину Моей Мечты, мечты миллионов женщин, яркую звезду, которая будет продолжать покорять и обогревать сердца своих поклонников и близких ему людей.
Я снова потрогала свой живот, еще раз мысленно попросив Бога дать мне это дитя. Мне было не понятно, не до хера ли я прошу, но я принесла свою жертву. Я не знала, нужна ли Богу моя жертва. Жаждет ли Господь вообще наших жертв? В любом случае, Макса я оставила, и мне было все равно, что думал об этом Бог. Знакомство отца и Алонсе не предвещало ничего хорошего, но я должна была это сделать из уважения к отцу. Колька приболел, и Ирина не смогла присутствовать на этой встрече. Сначала я хотела пригласить их обоих домой, но потом подумала, что в более официальной обстановке отец будет чувствовать себя менне уверенно, чем привыкший к светской жизни Алонсе. Таким образом я сделала первый шажок к предательству отца.
Ресторан выбирал Алонсе. Встречу мы запланировали на вечер. Отец приехал прямо со службы, в форме. Мы с Алонсе уже ждали его за столиком. Телохранитель Алонсе стоял в сторонке и внимательно следил за всем происходящим.
При виде моего отца в погонах, мой жених как-то напрягся. Отец же, напротив, подошел к нам очень уверенным решительным шагом, как будто каждый день обедал в этом ресторане. Он обнял меня и обменялся с Алонсе коротким холодным рукопожатием. По его лицу было видно, что он неуважительно, я бы даже сказала брезгливо относится к французу.
К нам подошел официант и принял у нас заказ. Все заказали себе по салату, отказавшись от спиртного. Я поняла, что разговор будет коротким. На задушевную беседу я и не рассчитывала.
Официант удалился, и за столом возникло неловкое, напряженное молчание. Нужно было начинать разговор, но я не знала с чего.
— Господин Ларин, — начал первым Алонсе, и я затаила дыхание, прислушиваясь к каждому его слову. — Я уверен, что у вас ко мне накопилось множество вопросов, поэтому я с удовольствием отвечу на них, так полно и искренне, как только смогу.
Отец откашлялся и пристально посмотрел на меня. Я не выдержала его тяжелого взгляда и отвела глаза в сторону.
— Что ж, — сказал отец, чеканя каждое слово. — Начну с самого главного вопроса. Господин Вирьен, скажите, как так получилось, что вы с моей дочерью решили пожениться?
— Я очень люблю вашу дочь, — совершенно спокойно ответил Алонсе. — Что еще нужно для создания семьи?
— Наверное нужна еще и ее любовь. Тебя-то она не любит, — сказал отец, внезапно перейдя на «ты».
— Она уважает меня, — парировал Алонсе. — Мне достаточно и этого. Любовь придет, я уверен.
— И за что же тебя уважать? За твою петушиную репутацию? Или грязные делишки, которые ты мутишь в моем городе, в моей стране, а теперь и в моей семье?
— Папа! — попыталась я одернуть отца.
— Замолкни! — осадил меня отец. — С тобой я потом поговорю!
— Я был уверен, что вы поднимете все эти темы, — так же на удивление спокойно продолжил Алонсе. — Моя гомосексуальная репутация совершенно не должна вас беспокоить, а мои дела… Я решил со всем этим покончить и вернуться на родину, в доказательство тому именно я позаботился о том, чтобы у вас было предостаточно доказательств для ареста Ивана Федоровскго.
Отец на некоторое время замолчал, обдумывая услышанное.
— Я все понял! — воскликнул он через некоторое время. — Ты купил Ольгу! Слил своего подельника, чтобы прибрать к рукам все, что можно, и чтобы тот прекратил терроризировать Глинского? Гениально!
— Я на самом деле не хочу больше заниматься этим. Прекратить дела можно было только так, иначе за решеткой оказался бы я сам.
— Ты и окажешься! — пригрозил отец. — Думал слинять под шумок, хитрый сукин сын?
— У вас ничего не выйдет, поэтому смиритесь!