Музыка на иностранном

Но именно та злополучная фраза о наклонностях Грива не позволила «Паводку» пропасть совсем без следа. Без нее памфлет считался бы противозаконным только из-за того, что его напечатали и распространили недозволенным образом — да, очерки и стихи никогда не прошли бы цензуру, но в атмосфере терпимости, которой тогда дышало буквально все, авторам не нужно было принимать какие-то особые меры предосторожности. Однако упоминание о Гриве подводило памфлет под статью «подстрекательство к бунтам». Тот самый экземпляр, которым Роберт любовался на доске объявлений, был отправлен одним местным партийным «шишкой» в полицию, где его подшили в специальную папку. И именно на него пять лет спустя наткнулся в архиве инспектор Мэйс; а Кинг к тому времени начисто позабыл, что же именно он написал.

По странной и горькой иронии судьбы, такая вот мелочь обернулась гибельными последствиями — так неудачно построенная фраза порой обращает комплимент в оскорбление. По странной и горькой иронии судьбы, человек иногда умирает из-за невинной, в сущности, проделки в духе школьных проказ.

Чарльз с Робертом продолжали встречаться и играли дуэтом, хотя теперь эти встречи становились все реже и реже. А Роберт очень сдружился с Энни. Именно он предложил собираться втроем — ходить в кино или на прогулки по воскресеньям. Очень скоро Кинг начал подыскивать подходящие предлоги, чтобы уклониться от участия в этих совместных походах и не напрягать Роберта с Энни. Рядом с ней он себя чувствовал скованно и неуютно, а ему это было не нужно.

Именно Энни в конце концов соблазнила Роберта — она всегда была женщиной очень серьезной и даже степенной и, хорошенько подумав, решила, что Роберт того стоит и что так будет правильно. К тому времени они были уже очень близкими друзьями. По словам Роберта, как брат и сестра. Он нередко заходил к ней; они подолгу оставались наедине, но никто из них не делал последнего, решающего шага. Однажды вечером Энни села рядом с Робертом, совсем-совсем близко, и решительно поцеловала его. Не ответить на ее поцелуй — это было бы хамство.

Это тоже был жест, но он вылился в ночь любви, сперва неуверенной и осторожной, но чем дальше, тем более и более раскованной, когда нервозность и страх отступили. В эту ночь Роберт убедил-таки себя, что он вовсе не обречен безысходно на связи с мужчинами — хотя время показало, что с этим выводом он несколько поторопился. А Энни была просто поражена тем, какой он нежный и внимательный; словно ее тело было хрупким цветком, которым он любовался и осторожно исследовал — но не сорвал и не сунул в гербарий (как Чарльз). Только потом, много позже, уже выйдя замуж за Роберта, она наконец прочувствовала в полной мере, как сильно ее оскорбил предыдущий любовник.

Но тогда она еще тосковала по Кингу — когда ее роман с Робертом только-только начался, а роман с Чарльзом еще не закончился, для нее.

Как-то вечером она занесла Чарльзу его книгу, которую он забыл у нее дома. Еще не прошло и трех месяцев с того вечера, когда они с Робертом играли «Крейцерову сонату», а она сама едва сдерживала слезы. Три недели назад была их первая ночь с Робертом. Конечно, книга была лишь предлогом. Энни пришла, чтобы расставить все точки над i. Она пришла, чтобы сказать Кингу, что он ей больше не нужен.

И все-таки под конец она оказалась в постели Кинга. Может быть, именно этого она и хотела, когда пришла к нему в тот вечер?

Он впустил ее, спросил, как она, как Роберт. Кинг мало виделся с Робертом после того, как они закончили «Паводок». Кинг не рассказывал Энни про «Паводок» и нисколечко не сомневался, что Роберт тоже ничего ей не сказал, хотя бы из тех соображений, чтобы не испортить свою репутацию в ее глазах.

Что-то в ответе Энни — когда она заговорила про Роберта — подсказало Кингу, что эти двое спят вместе. Перед глазами вновь встала та же картина, что и в тот вечер, когда они познакомились, Роберт и Энни: ее тело — уже не такое знакомое, память стирала детали, — и мужская фигура поверх него. Кингу ужасно хотелось спросить, а знает ли Роберт, как это делается, если с женщиной?

А в его, Кинга, глазах Энни вновь стала загадочной и интересной, словно окутанной флером тайны; совсем как тогда, в музее, когда он впервые увидел ее с группой школьников. От него не укрылось, что ее равнодушие к нему, ее беззаботный тон — лишь притворство. Ему доставляло особое удовольствие говорить с ней как с просто знакомой, одновременно смакуя воспоминания о ее теле — о формах, запахах, ощущениях.

Он не собирался ворошить прошлое, тему подняла Энни:

— А мы сможем забыть все, что было, и стать просто друзьями?

— Да я уже и забыл, — сказал Кинг.

Он не хотел сделать ей больно. Но его ответ очень ее обидел. Ему показалось, что она сейчас бросится вон, и он был бы не против, если бы она так и сделала. Но она не ушла.

— Мне тебя не хватает. Иногда я скучаю, — сказала она.