Музыка на Титанике (сборник)

Опять божество… извините, не думали —
не ждали, не чаяли, ан – как всегда:
унылая разность, весёлая сумма ли —
хитон, пара крыльев плюс-минус звезда.
И праведный лик, и высокие истины,
и кротость аскезы, и к ней две слезы,
а к ним – эти все осторожности гостьины,
с отказом от благ виноградной лозы…

И, значит, ни в коем, пожалуйста, случае

с ума не сходить, не парить в облаках:
какое нам дело, что звёзды падучие —
другие! – себя не держали в руках,
на то и другие… А тут – всё как надо бы:
всерьёз, навсегда, до последней черты —
и райский возок, спотыкаясь о надолбы,
везёт нас наверх от земной суеты.

Прощай, значит, жизнь! Уж отныне не хаживать

по лужам, а только бродить по лугам,
выказывать знаки вниманья, ухаживать,
смиренье блюсти, не мечтать о другом,
лелеять пергамент сухого отчётика:
мол, жил не греша – ничего сверх того…
Опять божество. А хотелось бы – чёртика.
Но – опять божество.

«Есть право пророчить и мышку ловить на мормышку…»

Есть право пророчить и мышку ловить на мормышку
компьютерной правды – во имя бессмертных идей…
но нет уже, видимо, права греметь в погремушку
и нет уже, видимо, права морочить людей.
Идёт пересмотр – и следствие губит причину,
и поздно шуметь, и упрямится старый верстак,
и есть уже вещи, которые мне не по чину,
их надо забыть и оставить на прежних местах.

Но, чёрт побери, не получится басен из песен,

пойду и умру за покинутый всеми редут,
поскольку я, в общем, ничем никому не обязан —
вот разве чернилам, которые не предадут:
мы вместе струились, мы вместе стекали – стихали
и снова кричали, и брызгали синей слюной
затем, чтобы вместе потом становиться стихами
и переставать наконец быть и ими, и мной.

Вот разве чернилам – за пристальность синего взгляда,

за то, что со мной они нянчились вечно… хотя
чернилам как раз ничего от меня и не надо:
испачкал все пальцы, иди отмывайся, дитя!

Мы увидимся