Читаем Музыка на Титанике (сборник) полностью

1

Как век минувший протекал,я сосчитаю по тюкам,я сосчитаю по тюкам.Вот насчитаю сто тюков(за исключеньем пустяков)– и был таков.А что шаги мои легки —так и тюки мои легки,мне всё легко, мне всё с руки:легко – судачить о былом,легко – проститься за столом,легко – заплакать за углом,притормозить, умерить прытьи в путь не отправляться впредь,легко – под ношей умереть,легко – разжавши кулаки,на волю отпустить тюки,мои воздушные тюки.

2

Ты, вот что, погоди со всем прощаться —тут есть заначка: две щепотки счастьяна всякий случай, на… авось когдапонадобится двум богатым нищим —кинь их в коробочку с отсутствующим днищем,пока в ней не захлюпала вода.Да, затонули все твои суда,да, сгинули без всякого следатвои слова, и бессловесен омут,а вот коробочка – она всё на плаву,и, значит, ты живёшь, и я живу,и две щепотки счастья не утонут.Пушинки не умеют намокать —зато они умеют намекать,что невесомость – это попросту несомость:несомость ветром, метром и водой,весёлою лошадкою гнедойпо имени Словесность или Совесть.

3

Тут у нас сумки с одной и с другой заграницей,тут, в сундуке, упакован тяжёлый твой вздох.А в этой баночке… в ней не скажу, что хранится,ибо хранится в ней трах-тибидох-тибидох.Мама и папа ушли на какой-то всевобуч,бабушка в гости уехала в город Моздок.Пусто на свете – один только я и Хоттабыч,я и Хоттабыч, и трах-тибидох-тибидох.Сколько тому уже? Целых полвека, пожалуй:было тепло на душе, да теперь холодок…Думали, спать ухожу, а я нёс под пижамойсмуту, надежду и трах-тибидох-тибидох.Так и запомнилось: в окнах парад снегопада,а у постели выстраиваются в рядоклето, чудачество, чудо – чего тебе, чадо,неба со сливками? – Трах-тибидох-тибидох!Так и запомнилось – и ничего не поправишьв чередовании слов, городов и эпох.Тут у нас баночка, в ней у нас остров сокровищ…трах-тибидох-тибидох-тибидох-тибидох!

4

А некий мелкий бес всё ходит по пятам,и счёт под нос суёт, и требует обола:мол, дорогой Вы мой, зачем Вам это там?Вам незачем и здесь всё это было!Он прав, и прав, и прав – и сколько б ни петлялмой полоумный ум и ни давал осечек,а так оно и есть… но этот вот футляр,но этот вот плетёный туесочек,но этот вот узор, но этот вот восторг,но этот (от чего забыл) остаток,и этот вот пустяк, чья родина Мосторг —минувший век, конец семидесятых,и эта вот пора, и эта вот мура,и эта вот вчера разбитая вещица,контейнер-полтора чудесного добра,с которым я готов и в мир иной тащиться, —его не трогай, бес, оно с других небес,я соберу обоз и к выходным уеду,а ты за остальным зайди попозже, бес:когда получится – во вторник или в среду.

5

Три десятка чемоданов, полных всяческих молитв,полных всяческих разборок с небесами или нет,надо б выбросить на свалку – злая память не велит:говорит, всё не напрасно, всё получишь, что просил.А когда уже получишь, злая память говорит,будешь принимать по списку, будешь брать на карандашэту, стало быть, красотку, этот город, этот видиз окна… ну и вот эти – блага, льготы, как их там.А иначе, сам подумай, злая память говорит,как ты выяснишь, голубчик, где твоё, где не твоё:три десятка чемоданов, каждый наглухо закрыт —и захочешь да не вспомнишь, и потом не доказать.Впрочем, всё, о чём мы просим, – напоследок говоритзлая память – записали на высоких облаках:так что выброси, пожалуй, и не слушай этот бред,три десятка чемоданов, ну а я тогда пошла.

6

Четыре рулона тяжёлых обидна то, что дожди, и туман, и знобит,что кофе невкусный, что сахара нет,что скорость не та и висит интернет;четыре рулона тяжёлых обидна то, что отвергнут, оставлен, забыт,что брошен один, что с собою не взяти что не вернуться до мая грозят;четыре рулона тяжёлых обидна то, что изранен – и даже убит,и даже уже похоронен вдалиот всех, кого знал, и они не пришли;четыре рулона тяжёлых обидна стан твой, на весь твой задумчивый вид,на злые слова, на себя самого —не весят, как выяснилось, ни-че-го.

7

Одну надежду на двоихстою держу в руках своих:у ней просрочены все сроки,ей больше не подняться вверх —она подобна новостройке,что заморожена навек.Одну надежду на двоихстою держу в руках своих —ей не придали сил повторы,наоборот, пошли во вред —ей нету подходящей тары,ей, в общем, даже места нет.Одну надежду на двоихстою держу в руках своих —последнюю надежду в миреиз лет чужих и черновых.Надеявшихся нет в поминеи даже нет уже в живых.Одну надежду на двоихстою держу в руках своихи, видимо, возьму с собоюв другую жизнь в другом краю,где, может быть, другие двоеобманут ею жизнь свою.

8

Вот так и уйти – беспорядка в себе не заметив,а просто сказав: мол, такое моё естество.Но что же мне делать со связкою старых приветовзабыл от кого (и неважно уже, от кого),в какой их сосуд… нет, в какой их ларец… нет, в какой ихковчег положить и какой завязать бечевой —легко шелестящие тени друзей и знакомых,своим шелестеньем не требующие ничего?Мне главное – их не забыть, а уж там, где я буду…и даже, скорее, не так: где я буду таков,я стану их клеить – на мебель, на дверь, на посуду,я стану кормить ими бабочек и мотыльков,я стану их класть между рамами и под подушку,я стану заваривать в чай их – мне хватит с лихвой,чтоб вылечить сердце, сосуды, простуды, одышкуи прочие хвори, и самую главную хворь.А что там за хворь тебя мучает, старый зануда,поймём уже после – отправившись, стало быть, в путь…Тоска по тому, что уже не вернуть и не надо,поскольку уже ничего никогда не вернуть.

9

Две алмазные слезинкив две плетёные корзинкия который день пакую —и не ведаю покою,а бумага, намокая,снова дряблая такая,будто тут не две слезинки,будто дождик зарядил —или в эти вот корзинки,в перевернутый их купол,не всего лишь кот наплакал,а наплакал крокодил.Я не буду в новой жизниприближаться к старой бездне —мне слезинки не за этими корзинки не за этим.А зачем… да кто ж вам скажет?Скажут: нажит – значит нажитскарб, и каждую оплошностьдо последней запятой,как, вот, каждую слезинку,надо паковать в корзинку,чтобы старую жилплощадьсдать счастливой и пустой.

10

А что-то остаётся на потом,всё время остаётся на потом,когда уже совсем покинут дом,когда припоминается с трудом,где тумбочка стояла, где кровать,и больше нет желанья рифмоватьни с чем на свете настоящий миг,он сбился с ног, он наг и одинок,и он стоит перед тобой как знак —конечно, вопросительный, другихтебе не будет, разве что когдаты всё уже забудешь и начнёшьна новом месте что-нибудь ещё:не жизнь – так пьеску, сказку, эпопе…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза