Музыка на Титанике (сборник)

До чего ж я люблю эту тишь, эту гладь,
благодать эту Божию – и Лорелею:
так бы сесть вот однажды и пе-ре-чис-лять,
но – увы, не сажусь и не перечисляю
рыбака, челнока, гребешка ли – ни-ни,
ничего, никогда, ни за что… да и где там!
Есть кому перечислить: Господь, сохрани
всех поэтов и будь благосклонен к поэтам —
за умение ткать, за умение прясть,
за умение сесть и увидеть как есть
всё что есть – и низать эти длинные бусы,
и низать, и низать… и всю правду сказать!

Ах, тихи небеса, да шумят мои бесы:

эти суффиксы, префиксы, флоксы в саду…
нет, не строится ряд, и шумят мои бесы:
ничего, говорят, что не строится ряд,
Вы имейте в виду, говорят, что в аду
у нас, в общем, другие совсем интересы,
да и публики нет надлежащей в аду
для приличной пиесы…
И коптит моё небо, и травы горят,
а слова мои наги, слова мои босы,
и кривится мой рот, и не строится ряд,
и шумят мои бесы, шумят мои бесы.

«И когда меня вызовут на суд…»

И когда меня вызовут на суд,
я – клянусь, что без всяческих надсад —
расскажу там, что жизнь – это не пруд,
расскажу, значит, там, что жизнь есть сад.

Даже если к стене меня припрут

и к столбу примотают бечевой,
я отвечу, что жизнь – это не труд,
это праздник – и больше ничего.

А начнут про стихи – так без стыда

я скажу, притворяясь дурачком,
что стихи – это не плоды труда,
но бирюльки, поддетые крючком.

А тому, для кого плоды труда,

я скажу: не пишите никогда,
Вы не ту себе выбрали мечту,
потому и стихи у Вас в поту,
а должны, извините, быть в росе —
все.

Зинзивер

Вот и закончился, стало быть, наш разговор —
так и закончился, стало быть, как начался:
всё небеса, небеса – и опять небеса…
Вам бы одни небеса, господин Зинзивер,
горе мне с Вами! Когда Вы вернётесь назад,
то принесите с собою немножко небес,
чтоб мне понять, почему Вам не нравилось здесь
и для чего было надо туда ускользать.
Здесь у нас нету небес, а не то б я и сам,
спрятался где-нибудь… в папоротнике, в плюще —
да пригляделся получше бы к тем небесам,
что в них такого хорошего – и вообще.
Но вообще-то Вы правы, и это я зря —
с горя напившись дурного вина, например, —
старый веду разговор, господин Зинзивер,
собственно, даже не с Вами уже говоря,
собственно, даже не с Богом (увы, маловер),
собственно, и не в пространство, а так, в никуда —
ах, господин Зинзивер… лабуда-ерунда! —
собственно, даже не то чтобы и разговор.
Не разговор, а допустим, такой револьвер —
взять револьвер и как выстрелить по тишине!
Впрочем, да что же я всё: «зинзивер», «зинзивер»…
Только я правда не знаю, кем Вы были мне.

Твари творчества

Елене Кореневой