Музыка небес (СИ)

Только не изменил этот разговор его жизнь, а сделал более напряженной и тяжелой — дед отвез его на обучение в Питер к своему закадычному дружку, чтобы никто не знал и не смог напомнить парню о его леворукости. Сережу без проблем приняли в музыкальное училище, где дедовский дружок преподавал, поселили в общежитие. Четыре года обучения пролетели, как один день — одна сплошная игра на скрипке с утра до вечера, концерты, выступления, конкурсы. И как результат — поступление в Санкт-Петербургскую консерваторию. За всё время обучения ни он, ни его педагог ни разу не вспомнили, что Сергей неправильный музыкант.

Конечно, ему удалось максимально приспособиться к исполнению недоминирующей рукой. Но природу не обманешь. Сергей постоянно чувствовал неуверенность в своих силах, поэтому не мог добиваться чувства погружения в музыку во время выступлений. И, к сожалению, бесконечные тренировки не избавляли его от этого ощущения. Со временем это состояние, чувствовать и воспринимать музыку разумом, а не сердцем воспринималось как нечто нормальное, само собой разумеющееся. И все равно он чувствовал себя плохо, не ощущал радости от игры. Прав был Герман Иосифович — он ремесленник, не творец, без чувства музыки невозможно никакое профессиональное продвижение вперед.

Кончив играть, Сергей с недоумением посмотрел на инструмент, продолжая держать скрипку в одной руке, а смычок в другой. А потом истерично расхохотался — он впервые был там, где должен быть, — на небесах, вместе со своей музыкой, вместе со «своей» скрипкой. Она была сотворена Мастером для такого, как он, чтобы и он смог почувствовать, как можно слиться с музыкой, прочувствовать ее сердцем. Сергей чуть не разрыдался от переполнивших его чувств. Всю жизнь, с самого рождения, его пытались переделать, чтобы он стал таким, как все. А всего-то надо было дать ему в руки его, его скрипку. Не зря так тянуло к ней, хотелось ее трогать, гладить, ласкать. Каким скрипачом он смог бы стать с таким инструментом?

Он тут же попытался сыграть на скрипке еще что-нибудь, что ему никогда не давалось, но легкое движение воздуха в зале и тихий, еле слышный голос его остановил: — На сегодня достаточно. Я буду ждать тебя через три дня, в твое следующее дежурство. А скрипку положи на место — ей тоже нужен отдых.

— Кто здесь? — Сергей пристально вглядывался в темноту, озираясь по сторонам.

— Здесь… здесь… здесь… — затихая в глубине, отозвалось эхо пустых залов.

И снова движение воздуха возле лица, словно его погладили по щеке или… поцеловали…

— Ну, что там? Что там было? — допытывался Николай, когда его напарник вернулся назад после обхода, и они снова включили сигнализацию.

— А ты в мониторы ничего не видел? — поинтересовался Сергей, стараясь спрятать счастливые глаза.

— Ничего особенного. Видел только, как ты входишь и выходишь, — пожал плечами тот в ответ. В сущности, что он мог такого увидеть?

«Ты не видел, как я играл?» — чуть не слетело у Сергея с языка, но спросил он совсем иное: — Давай после смены, когда кассеты будут менять, посмотрим внимательно, что все-таки происходило в зале.

— Давай, — согласился тот и снова пожал плечами, не понимая, что такого хочет рассмотреть Сергей на записи…

— Вот видишь? Ничего не происходит. Ты стоишь и пытаешься что-то рассмотреть, даже не шевелишься, — тыкал пальцем в экран компьютера Николай.

Сергей и без его уточнений и комментариев видел, что он стоит и не шевелится. Сорок минут стоит, не шевелясь. А на самом деле он играл, играл с таким упоением, какого никогда не было. А на записи этого нет. Нет. Она не повреждена и не стерта — в углу мерно отсчитывались секунды, минуты. Целых сорок минут блаженства. Его тело находилось на земле, а душа вместе с музыкой — на небесах.

Глава 3