Музыка ночи

— Я знаю. — Его объятия были такими крепкими, что ока едва могла дышать. — Я позабочусь, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

— Спасибо. — Она отодвинулась, вытирая лицо, почти ослепнув, пытаясь найти свои туфли. Блю не пошевельнулся, когда она надела их без носков. — Я позвоню тебе и передам, куда отослать мои вещи.

— Элли, — нетерпеливо произнес он, когда она пошла к двери.

Она остановилась, глядя на это красивое лицо, которое, как она с самого начала знала, несло на себе печать приговоренности. Для него. Не для нее. Как только она выберется отсюда, она постарается преодолеть все. Но быть с ним рядом и видеть, как он убивает себя, выше ее сил.

— Ничего не говори, Блю. Я знаю, через что ты прошел. Я понимаю, почему ты не можешь этого сделать. — Слабея, она прикоснулась к его лицу, еще раз поцеловала этот прекрасный рот. — Со временем мы снова станем друзьями, и тебе не придется сидеть и ждать нового удара судьбы.

Он сделал глотательное движение.

— Но, — ее голос окреп, — я не буду тебя ждать. Так и знай. Я не буду чахнуть и не собираюсь покончить с собой от горя. Я поеду домой, рожу ребенка, буду очень много плакать, пока не отвыкну от тебя, но краешком глаза буду осматриваться в поисках мужчины, который полюбит меня.

— Я люблю тебя.

— Я знаю, — ответила она, чувствуя, как к ней возвращаются силы. — Просто недостаточно.

Он отпустил ее, позволил спуститься по лестнице, выйти в дверь и сесть в машину. Он даже не проводил ее и не посмотрел, как она уходит. Элли посвистела Эйприл, и ей удалось проехать весь городок до того, как она затормозила и выплакала свое горе. Эйприл скулила рядом, лизала ее руку и печально переминалась с ноги на ногу. Это заставило Элли рассмеяться, и она подставила лицо, чтобы собака его облизала.

— Спасибо, — сказала она. — Как жаль, что на мужчин нельзя так положиться, как на собак.

Эйприл тявкнула, Элли завела машину и направилась на восток. Домой.

Роузмэри открыла коробку с обедом. В салоне Конни было тихо после бури. Никто не пострадал, хотя попадало много деревьев, и Конни пришлось заново застеклить четыре окна в своем доме. В той части городка, где жила Роузмэри, гроза не была такой сильной, не было даже града — ливень и ветер, от которых больше всего досталось ее розам.

— Где Алиша? — спросила она.

— Ей пришлось везти ребенка на прививки, а потом к матери Маркуса. — Конни отщипывала кусочки лепешки. — Похоже, сегодня мы останемся не у дел. Все заняты уборкой.

— Я уверена, что это ненадолго. Не то что в Гекторе.

Роузмэри с печалью подумала о тех людях, которые остались без крыши над головой, но, слава Богу, никого не убило.

— Думаю, сегодня надо сделать мороженое.

— Ой, как здорово. И охладить арбуз.

— М-м… И приготовить жареную курицу. — Конни ухмыльнулась:

— Мы собираемся на пикник? — В двери ворвалась Алиша.

— Боже мой! — задыхаясь, проговорила она. — Вы не поверите тому, что я скажу. — Она захлопнула дверь, заперла ее и перевернула табличку стороной «Закрыто».

— Ты что это делаешь? — спросила Конни. — Ну-ка, поверни обратно!

Алиша энергично затрясла головой и махнула рукой с неправдоподобно синими ногтями, как бы отметая это требование.

— Нет, вы должны услышать все. — Она села.

— Я только что говорила с мужем. Блю в таком состоянии, что его надо изолировать, мечется из одной оранжереи в другую, как тигр в клетке. — Она прикоснулась к горлу, вскочила. — Я должна чего-нибудь попить.

— Алиша! — сказала Роузмэри. — Успокойся! И расскажи все толком, пока мы не лопнули от любопытства.

— Сейчас, сейчас. — Она схватила банку холодной диетической колы, отбросила с лица косичку и улыбнулась. — Элли уехала.

Конни и Роузмэри заговорили одновременно:

— Что?

— Почему?

— Я в точности не знаю. Маркус просто взбесился из-за чего-то, что сделал Блю. Когда я вошла, они ссорились и орали так, как я никогда не слышала.

— О чем? — спросила Роузмэри. Алиша вытаращила глаза.

— Я не знаю. Не поняла. Но слушайте, вот еще новость. — Она понизила голос для пущего эффекта. — Элли была здесь, чтобы написать книгу о Мейбл Бове, верно?

— Это мы уже знаем, — с гримасой сказала Роузмэри.

— А еще она разыскивала своего отца.

Конни откинулась на спинку кресла, приоткрыв рот.

— Своего отца?

— Это так здорово! — Алиша рассмеялась от возбуждения. — Помните, как она тогда на встрече читательниц все расспрашивала о парнях, которые поехали во Вьетнам? Она пыталась выяснить, кто же из них ее отец.

— Господи Боже мой, — проговорила Конни и наклонилась вперед. — Я же видела, что ее лицо мне знакомо.

Роузмэри ощутила, как ею постепенно овладевает страх.

— А кто была ее мать?

— Одна из этих девчонок-хиппи. Не знаю точно кто. — Роузмэри почувствовала боль в груди.

— Я знаю кто, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Это была рыженькая. Диана.

И Конни, и Алиша с тревогой повернулись к ней:

— Что случилось?

Роузмэри закрыла рот рукой, изумленная тем, что могла; испытывать чувство такой силы через тридцать лет после случившегося. Такое острое чувство потери. Она прижимала к губам дрожащие пальцы и смотрела на Конни, которая должна была вспомнить.