Музыка Океании (СИ)

«И теперь опять к новостям, — не унимался Диктатор, — Ближайшей ночью, а именно после полуночи пятьсот семнадцатого дня от вокзала Сциллы отправится последний поезд в сторону Харибду. Напоминаю, что ранее власти приняли решение упразднить все несанкционированные побеги из Сциллы в мёртвую часть мира, в связи с этим экспресс «Восточный Вестник» прекратит своё движение. Не удивительно, что цены на билеты и ажиотаж вокруг них возросли втрое! Вокзал Сциллы никогда не был так перегружен, как в последние дни. Даты, когда железнодорожное сообщение будет восстановлено пока остаются неизвестными. Власти пока не готовы комментировать ситуацию. Ответа на главный вопрос всего человечества: «Когда закончится конец света?» — пока нет, и нет уже восемнадцать месяцев, две недели и пять дней. Но мы будем обязательно держать вас в курсе! Оставайтесь с нами! Мы вернём…»

Никто подозрительно взглянул на радиоприёмник. Голос Диктатора внезапно сменился белым шумом, затем пронзительным свистом помех. И тут сквозь шипение и гул до него донёсся глухой и грубый мужской голос, который быстро и чётко скандировал лозунги: «ЛИШЬ АНАРХИЯ ОСТАНОВИТ ПРОИЗВОЛ ВЛАСТИ! ДОЛОЙ НАСАЖДЕНИЕ ЛОЖНЫХ ЗАКОНОВ! ВОССТАНЬТЕ С НАМИ! ПУСТЬ ЯДЕРНАЯ БОМБА РАССТАВИТ ВСЕХ НА СВОИ МЕСТА! СЛАВА ЯДЕРНОЙ БОМБЕ! СЛАВА АНАРХИИ! ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАМ, И МЫ ВЫСТОИМ! С НАМИ ТЕНЬ АЛКИДА!»

Кто такой Алкид? — в очередной раз задался вопросом Никто.

Тут же в приёмнике раздалось новое шипение, вернулся голос Диктатора, который уже успел попрощаться со слушателями:

«Мы приносим свои извинения за доставленные неудобства. К сожалению, технические неполадки, с которыми мы уже разобрались, — последняя фраза особенно быстро и туманно, — не позволили вам услышать дивный голосок нашей любимой музы Эльпиники. Поэтому специально для вас она споёт свою новую песню «Льдина». Не пропустите и оставайтесь с нами!»

Мы плывём на льдине

В иллюзорном мире,

В облаках дельфины

Проплывают мимо…

— зазвучал тут же тонкий женский голос. Никто поднялся, подошёл к приёмнику и выключил дурацкую песенку.

— Хрен тебе, — обронил он небрежно. — Террористов и то слушать интересней!

Гудящая тишина комнаты начала сводить его с ума уже спустя несколько минут. Никто не знал, просто не мог придумать, чем себя занять. Уже не в первый раз за последние месяцы его посещала идея устроить уборку: беспорядок в комнате давно захватил власть, только вот он не видел никакого повода, чтобы всё-таки сделать это. Он практически не бывал дома, либо бесцельно бродя по городу, либо отправляясь на Край и проводя там бессчётные дни.

Когда всё это закончится? — задавал он тот же вопрос, что терзал умы всего мира, только в отличие от них, Никто интересовал не итог конца света, а окончание его собственной никчёмной, как он давно смирился, жизни.

Однако определённая миссия у него всё же была.

Он пролежал в комнате около получаса с закрытыми глазами. Душный, спёртый воздух пропах похмельем по утрам, сквозь крошечную щёлку в задёрнутой занавеске проскальзывал нерешительный поток света от уличного фонаря, и на его блеклой полоске, пробравшейся в затемнённую комнату, плясали вальс крошечные снежинки пыли.

Никто пытался не думать ни о чём. Раньше он намного лучше умел владеть своими мыслями, раньше у него это очень хорошо получалось, а теперь он чувствовал, как дрейфует в океане пустоты. Всё яснее понимал, как тяжело ему стало сосредотачивать внимание на чём-то одном. В голову лезли странные запутанные мысли, в которых он не мог разобраться. Как будто ему нужно было подумать об очень многих вещах, но только он пытался начать, все темы вдруг сменялись на новые.

Ему снился сон? О чём он был?

Никто старался вспомнить, но уже не мог. Сон утонул, ушёл на самое дно, как только он оторвал голову от подушки.

Он влез рукой в карман потрёпанного грязного плаща, вынул узорный портсигар, закурил одну сигарету, не поднимаясь с кровати. С первой же затяжкой дым вытурил из головы все посторонние мысли. Никто почувствовал малую толику облегчения, как будто ему удалось уладить свои проблемы.

Только сейчас он понял, что уснул в той же одежде, в которой пришёл домой. Склонил голову на бок. На плече красовался кровавый бурый след. Его ли это кровь? Он помнил, что дрался с кем-то, кто оставил ему синяк на глазу и разбитую губу. Вспомнил про глаз, и тот незамедлительно откликнулся ленивой болью. Нога молчала с самого утра, хотя недавно ей изрядно досталось. Что было вчера? Или сегодня? Сколько он всё-таки успел проспать? Считать ли за «вчера» то, чем он занимался этим утром до того, как заснул?

Никто затянулся снова. Глубоко. Пепел выстроился высоким столбиком на кончике сигареты.