Музыка Океании (СИ)

Она поднялась и села, раздвинув ноги в неполном шпагате. Растрёпанные локоны волос вновь упали поверх уродливых следов ударов, которые должны были вскоре превратиться в синяки. Из-под чёрных пятен перемазанной туши и теней два голубых глаза томно взирали на него, а в них можно было прочесть целую бурю самых разносортных эмоций, в них скрывалась какая-то особая тайна, неподвластная даже простым женщинам, только жрицы любви знали её наизусть.

Никто вдруг подумал, что она, должно быть, всё равно что танцует некий древний танец, едва заметно приводя в напряжение свои мышцы, медленно и чувственно протягивая руку к нему навстречу и откидываясь торсом куда-то назад. В пасах её не было полноты движений, они все оставались какими-то неполными, незавершёнными, но из-за этого вызывали в нём очень странные, неведомые ранее чувства.

— Всё ты можешь, — прошептала она этим странным голосом, который начинал смущать Никого, в нём всё ещё скрывались и былая грубость, и выпитый ципуро, и сорванный голос. — А если не сможешь, то я смогу. Иди сюда.

Он нерешительно шагнул навстречу к Эхо, всё ещё колеблясь и медля.

— Я не хочу… Эхо, я не могу так.

Она поднялась к нему навстречу, медленно и нежно сжала рукой его подбородок и заставила наклониться к себе, так, что их лица оказались точно напротив друг друга. Никто заглянул в её лицо. Чёрные измазанные пятна с глаз перераставшие на щёки, как две мясистые пиявки. Словно художник переборщил с пастелью, пытаясь выделить глаза, а в итоге превратив всё её лицо лишь в два огромных голубых моря. Эхо относилась к худшему из возможных видов женщин — ей шли синяки.

Она поцеловала его, чувственно и страстно. Жар ударил в лицо, внутри что-то затрепетало, а дыхание застряло в напряжённых и, как никогда, раскалённых лёгких.

— Ты дрожишь, — прошептала она ему на ухо, — я чувствую.

— Эхо, — произнёс Никто, найдя в себе силы заговорить. — Можно я задам одно-единственное правило.

— Конечно, — промурлыкала она в ответ.

— Замолчи.

Она, никак не отреагировав на это заявление, не показав и тени недовольства, потянулась к нему с новой силой, увлекая на облака одеял. Их губы вновь сомкнулись в долгом поцелуе, она провела рукой по его лицу, ногти углубились в волосы, почёсывая его затылок. Затем Эхо оторвалась от него, плотно закрыла глаза и растянулась на кровати в сладкой неге, словно безысходно потерянная в тепле камина, распространившегося по всей квартире, в остывающей еде, что ждала их, в мужских руках, которые не били, а ласкали. Приоткрыв блестящие глаза, она взглянула на Никого, небрежно потянулась, спрятала руки за спиной, выгнулась всем телом по направлению к нему, подставив свою наготу под его взгляд, под его руки. Пухлые губы слегка приоткрылись, но с них не сорвалось ни одного слова. Лишь дыхание, раскалённое, пламенное, взволнованное. Никто хотел прикоснуться к ней, но боялся пробудить тем бушевавшего зверя. Трёхголовое чудовище свирепо рычало, натягивая ненадёжную цепь. Что было три ночи назад? Странные картины замелькали перед глазами, были ли они правдой, потерянными отголосками его жизни, забытой жизни, или всего лишь странными тревожными снами? Когда она молчала, она была намного более человечной, желанной, изъян её скрипучего голоса больше не портил внешнего впечатления, её гибкое змеиное туловище, волнительные изгибы тела, гладкий живот, пышная мягкая грудь с аккуратными сосками, бархатистая кожа, её стройные длинные ноги, округлые бёдра, она переставала выглядеть так, словно ей пользовались каждый день, она переставала быть продажной и грязной, даже пьяной. Только бесконечно красивой и, как никто другой, тёплой и живой.

Она помогла ему снять лишнюю одежду. Мужчина и женщина лежали на кровати, скрытые кучей одеял. Каждый раз, когда их тела соприкасались друг с другом, Никто чувствовал такой пламенный жар, как будто прижимал незатушенную сигарету к коже. Её руки были мягкими, словно сотканными из шёлка. Он зажмурился, желая чувствовать огонь жизни всецело, боясь наткнуться на взгляд её синих глаз, опасаясь, что их безымянная загадка сожрёт его целиком, проглотит даже трёхголового зверя. Впрочем, он уже давно был потерян.

Они заснули вместе и спали долго, до самого утра, слишком разбитые и обессилевшие за день. Никто проснулся от странного скребущего шума и испугался, когда понял, что за окном успело стемнеть. Пёс Эхо пытался проникнуть в комнату. В доме уже похолодало.

— Гелиос! — прогнусавила Эхо сонно. — Вот блин… Ой! Ты ещё здесь? — она, кажется, только сейчас заметила Никого. — Чёрт! Открой ему, голова раскалывается!

Никто нехотя поднялся, подошёл и отворил дверь. Чёрно-белый клочок шерсти вбежал внутрь комнаты, огрызнулся на мужчину, а затем прыгнул (или завалился) на настил рядом со своей хозяйкой.

— Привет, прелесть! — улыбнулась Эхо, поглаживая собаку своими красивыми руками.

Никто стоял возле двери с потерянным видом. Одеться и уйти? Что ему теперь делать? Оставить деньги где-нибудь тут?

— А ты чего там застрял? — Эхо вдруг вновь обратила на него внимание.

— Мне уйти? — прямо спросил Никто.