Сегодня утром я вновь проверил почтовый ящик. Перегружать работой меня не собирались — внутри было пусто. Делать было особо нечего, и я отправился в одно уютное тихое кафе. Этот уголок города напоминал мне Европу, в заведениях такого типа проводили время представители западной культуры, за жизнью которых, впрочем, мне довелось наблюдать лишь в рамках кинофильмов. Люблю такие эффекты. Хотя здесь особой фантазии не требуется, то ли дело в те моменты, когда я смотрел на пристани в Мариуполе на огни на берегу и чувствовал близость Нью-Йорка, или в столовой «Горка» за обсуждением одного сюжета ощущал себя обитателем Голливуда.
Сидя за столиком с чашечкой черного кофе в одной руке и сигаретой в другой, я вспоминаю свой сегодняшний сон. Очень сложно связно рассказывать о снах, ведь это совсем другой мир. Но я в данном случае постараюсь. Представьте себе: перед глазами появляется полотно неизвестного мне живописца, на нем изображено поле брани. Один из воинов на переднем плане тащит на себе женщину подальше от опасностей битвы. Затем мне показывают другую картину, на ней обрыв, а на краю трое. Это красномордые мужики в набедренных повязках. Вширь и по мышечной массе они раза в три больше Шварценеггера, росту в них судя по масштабу метра по два с половиной, а то и все три. Спустя несколько секунд кто-то принимается отчитывать автора этих произведений, он говорит:
— Да, я все понимаю, можешь и дальше изображать спасение прекрасных дам. Более того, имеешь полное право даже рисовать голых дикарей, это не возбраняется. Но это что?!
После сих слов он показывает картину, на которой изображена милая деревенька европейского типа. На улицах, впрочем, ни людей, ни животных.
— Спустя сотни лет, — продолжает он, — историки умудрятся доказать, что эта местность была необитаема. А ведь это моя любимая деревенька! Тебе должно быть стыдно! Они даже могут отыскать в качестве доказательства что-то вроде вот этого. — Он показывает какой-то исписанный от руки свиток со странным довольно названием, что-то вроде «Русский указ». В нем написано, что жителям деревни такой-то запрещается жить в ней, и они подлежат немедленному выселению.
Отвлекаюсь от воспоминаний и окидываю взглядом новую посетительницу, это аристократичного вида дама в вечернем платье. Она присаживается за столик неподалеку, кладет на него свою сумочку, извлекает из нее пудреницу и пудрит носик. Затем извлекает фаллоимитатор и кладет рядом с сумочкой. К ней подскакивает официант.
— Чего изволите, мадам, — осведомляется он.
— Коктейль «Маргарита», будьте добры, — делает заказ дама.
Отвожу, наконец, взгляд, нельзя же, в конце концов, бесконечно глазеть на человека исключительно потому, что та одета в вечернее платье и носит с собой искусственный хер. Тем более она не в моем вкусе. Переключаю внимание на соседа по столику. Передо мной сидит Фатум, он улыбается.
Фатум одет в синие одежды. Глаза его прикрыты темно-синими очками с круглыми стеклами, также синие у него волосы, борода и даже лицо. Руки Фатума тоже синие, но не от природы, они покрыты краской, самой простой, для покраски заборов. Краска нередко облупливается, и верхние конечности становятся похожи на стену старенького детсадовского павильона.
— Мир полон неожиданностей. Вот, к примеру: ты, разумеется, прекрасно знаешь, что музыку к шестой части «Кошмара на улице Вязов» написал Брайан Мэй.
— Конечно. Замечательное у него имя: простое такое, болгарское — Браян. Или сербское?..
— Не важно. Так вот, ты никогда не проводил параллелей между Меркьюри и Крюгером? Обоих зовут Фредди. Ведь вполне вероятно, что не было на самом деле никакого Фредди Меркьюри, его играл Роберт Энглунд.
— Вполне возможно, — соглашаюсь я.
— Люди непредсказуемы, — продолжил Фатум. — У меня был знакомый один, он был революционером. Затем стал поэтом и алкоголиков. Но, в конце концов, и этот период прошел, он нашел себя и стал программистом? И знаешь почему? Соблазнился общением с Системным Котом, не путать с системным кодом.
— А какой он, кот этот? — Интересуюсь я.
— Системный Кот, — объясняет собеседник, глядя из-под очков синими глазами без белков, — является полной противоположностью Коту Чеширскому. Если последний дает покой и безмятежность, дарует веселье, Системный Кот напротив несет людям угнетенность и меланхолию, высасывает жизненные силы. Но вместе с тем он и привлекателен.
— Полная противоположность? И улыбка перевернута? — Интересно мне.
— Скоро сам узнаешь, — предрекает рассказчик. — Он уже рядом.
— Но у меня нет стимула бросать борьбу. — Не могу не возразить ему. — Это как бы не совсем то, чем бы я хотел заняться.
— Что ваше движение без Джима Слэйда? — Настаивает Фатум. — А Слэйд мертв.
В это время дама получает заказанный напиток. Она некоторое время задумчиво размешивает его фаллоимитатором, затем принимается облизывать оный. Вероятно, таким путем она намерена поглотить весь коктейль.