Музыка перемен

«Я не был уверен, что нужен тебе». Эти слова перематывались в моей голове ежеминутно, не давая передохнуть. Потолок комнаты, к сожалению, не давал ответа, но я упорно прожигал его взглядом в надежде на малейший намек. Интересно, сколько же раз он тайком приходил на выступления, чтобы просто увидеть меня? Бессмысленно гадать, пока не спрошу сам. Артем во сне отстранился и растянулся на своей половине кровати. Он лежал на спине, открывая себя моему взору. Пушистые ресницы слегка подрагивали, будто их ласкал самый трепетный ветерок, а на губах замерла счастливая улыбка. Я провел указательным пальцем по его губам, таким восхитительным, что едва сдерживал желание узнать их вкус. Удивительно, но именно они перевернули мой мир за несколько дней. Тот поцелуй у машины невозможно забыть, он был похож на яркую вспышку среди всех безликих и бесчувственных прикосновений. Как я мог раньше не замечать их? Или, может быть, Артем никогда не решался целовать меня именно так? Скользнул пальцами вниз по его шее, задерживаясь на выемке. Под пальцами ощущалось ровное дыхание, как воздух проходит по горлу в легкие. Я опустился ниже и встретился с подобием поверхности стиральной доски, которой пользовались для стирки белья в старые времена. Мне кажется, я могу пересчитать каждое ребро, Артем очень худощав, потому даже фигурой напоминает юношу. У него тонкие запястья, на которых он носит различные браслеты, в основном из грубой ткани. Воспоминание о его запястьях заставляет меня невольно улыбнуться.

Это случилось давно. Я был в его мастерской-студии. Повсюду были расписанные холсты: одни лежали на полу, другие на столах, какие-то просто валялись под ногами. Казалось, Артем заканчивал писать, смотрел на изображение, снимал и бросал под ноги.

— Они безжизненны. В них нет жизни, страсти. Как раскраска! — Он снял холст и скинул его вниз. — Они как вставленный стеклянный глаз. Нет того блеска, в который хочется влюбиться.

— По-моему, вот эта очень красивая! — Я указал на изображенных мужчину и женщину, танцующих танец вроде танго. — Если ты не против, я могу взять ее себе?

— Ее? Взять? — он вытаращил глаза. Его белая растянутая майка была перемазана красками. — Не знаю, выглядит как обычная иллюстрация к учебнику по танцам.

Артем повернулся в сторону этой картины и преподнес руку к губам. Я давно заметил за ним эту особенность — подносить пальцы к губам, будто они могли нашептать подушечкам пальцев верное решение. Облаченные в тряпичные браслеты запястья тоже были в разноцветных мазках. Обстановка, приглушенный свет, его задумчивая поза и тонкие, изящные запястья сделали свое дело. Мы первый раз поцеловались, вздрагивая от нерешительности и застенчивости. Артем не был моим первым парнем, но с ним я почувствовал себя посетителем музея хрустальных изделий. Рассеянный поворот в сторону, и под ногами засверкают кусочки разбитого стекла. Стеснительно избавив друг друга от одежды, мы занялись любовью под прицелом изображенных глаз.

— У тебя был же кто-то до меня? — спросил его я. Он утвердительно закивал, но при этом прятал пылающее румянцем лицо руками. После чего поднялся и начал хаотично переставлять свои холсты. Я списал его реакцию на пережитой оргазм, не более.

Через несколько дней нам домой прислали по почте странный завернутый предмет на мое имя. Я развернул его и замер. Это была картина с той же танцующей парой, только теперь она выглядела совсем по-другому. От нее невозможно было отвести глаз. Можно было не сомневаться, если включить музыку аргентинского танго, то пара сошла бы с холста прямо в нашу гостиную.

Мы с ним не продолжили встречаться как влюбленная пара. Мы были друзья, старые знакомые. Но все же в его поведении что-то переменилось. Всегда легкий и открытый Артем порой огораживался непроницаемой изгородью, закрывался в мастерской, не звонил и не подавал о себе вестей. Потом налетал как ветер, внезапный и порывистый, отдавая мне всего себя. Я никогда не видел его нахмуренным или обиженным, он встречал меня радостной улыбкой и игривым взглядом, с первого же гудка отвечал на мой звонок, был на самых важных для меня выступлениях. Отдавал и ничего не просил взамен.

Прозрение больно ударило по моему самолюбию. Что же это, черт возьми, происходит? Почему именно сейчас, когда я закрываю глаза и вижу золотисто-оливковый взгляд, мое тело так бесконтрольно отзывается на ласки Артема? От его смущенно опущенных ресниц я задыхаюсь, а от робких пальцев мое тело содрогается в нестерпимой судороге желания. И так было каждый раз, каждую нашу встречу, если бы после Артем не исчезал на длительное время. Говорят, тело и душа это ипостаси одной сущности, и гармонию они достигают, стремясь к единству. Похоже, не только моя жизнь разделилась, но и сам я дал жирную трещину. Душа хранила чистую и искреннюю любовь к Владу, пока тело требовало вобрать в себя Артема.

Мне пришлось еще долго пролежать с открытыми глазами, барахтаясь в пучине мыслей, пока усталость не свалила в глубокий сон.