Музыка. Притворись ее знатоком

Имел совершенно неизлечимую страсть к сочинению шумных и самых продолжительных по звучанию симфоний в мире (для их исполнения надо было собирать столько народу!). Тем не менее он их сочинил, и не удивительно, что прошло довольно много времени, прежде чем люди смогли убедить себя вслушаться в них, а импресарио предприняли что-то вроде попытки заставить их слушать.

И вдруг все поняли, что Малер писал не большие, длинные, скучные симфонии вроде симфоний Брамса, которые необходимо выслушивать от начала до конца, чтобы не упустить ни единой темы, а симфонии, которые на самом деле просто-напросто связывали воедино сотни милых, коротких мелодий. Только вот именно из-за этого можно впасть в кому... и пребывать в ней до тех пор, пока не придешь на новый концерт! Совершенно ясно, что все дирижеры теряли всякое чувство реальности во время исполнения произведения типа Седьмой симфонии, которую один писатель однажды назвал «Безумной». Никто и не сомневается, что однажды докажут и безумие Малера. Если он не безумен, то почему тогда он так упорствовал в желании писать длинные симфонии, хотя достигал результатов и получше, создав короткие симфонии вроде Первой и Четвертой?

Говорят, что он пришел в большое волнение, сочиняя Девятую симфонию, но, видно, композитор просто устал, поскольку был занят постоянно работой дирижера. Его шансы заполучить свою «Неоконченную» симфонию расстроил Дерек Кук, который так мило завершил за него Десятую.

Малер сейчас чуть ли не в моде, и о нем многое можно сказать, но вам стоит лишь намекнуть насчет расплывчатой темы в середине

Восьмой, а затем добавить, что она напоминает вам «какую-то песенку» — и немногие станут с этим спорить.

Мендельсон (1809-1847)

Теперь уже окончательно считается незрелым композитором. Все свои лучшие произведения, такие как Октет или увертюра из музыки к пьесе «Сон в летнюю ночь», он написал, когда ему было около семнадцати. Когда же ему исполнилось двадцать четыре, он счел себя вправе написать «Итальянскую» симфонию, а после занялся сочинением салонных пьес для фортепиано и огромных ораторий, послуживших образцом для всей последующей (и плохой) викторианской музы Англии. Он нравился королеве Виктории, которая имела достаточно причин быть презираемой всеми снобами от критики.

Хорошая тактика в разговоре о Мендельсоне — вдохновенная защита его малоизвестного фортепианного концерта и, в особенности, защита двойных концертов. Держитесь подальше от концертной увертюры «Гебриды», от нее ведь так и разит Альберт-Холлом!

Рахманинов (1882-1971)

Изможденный, печальный человек, похожий по характеру на Листа: его тоже раздирали противоречия между вполне плодотворным амплуа пианиста и исполнением более простых обязанностей композитора; он достиг компромисса путем сочинения фортепианных концертов (Второй концерт для фортепиано с оркестром включен в первую десятку мира) и их исполнением — сам Рахманинов играл лучше, чем какой-либо другой исполнитель. Критики вечно твердили, что с ним (как с композитором, конечно) покончено; однако именно тогда, когда они окончательно вычеркнули его из списков композиторов, он и сочинил «Рапсодию на темы Паганини», которая сейчас наиболее любима (и никто не извинился перед Паганини — как композитор он всегда ценился не высоко; его произведения обычно используются как фондовая библиотека тем для других сочинителей).

В России представители власти говорили, что музыка Рахманинова отражает «декадентское настроение нижних слоев среднего класса». Если б

они присутствовали на променад-концертах, то с благодарностью обнаружили бы, насколько правы они оказались!

Стравинский (1882-1971)

Взялся за сочинение музыки, которая никак не может быть признана симпатичной. Лишенная и намека хоть на какие-то человеческие чувства, она превратилась по сути в логически выстроенную систему звуков. Потом, в течение многих лет, композитор все больше и больше разочаровывался, понимая, что его претензии оказались несостоятельными, хотя некоторые из его ранних сочинений приобрели невероятную популярность, как, например, балеты «Петрушка» и «Жар-птица». Страстно желая быть в центре внимания, он кончил тем, что стал писать произведения в додекафонической манере, звучавшие часто всего по полторы минуты; но и они оказались до того посредственны и слабы, что даже самые ярые его поклонники не смогли бисировать их более чем полдюжины раз.

Стравинский не только стал излюбленным композитором двадцатого века, но и оказал самое большое влияние на музыку века в делом, большее, чем любой другой композитор. Его ученики писали музыку, которая была еще более отталкивающей, нежели музыка учителя, — и преуспели.