Музыка призраков

Шли недели, поврежденный глаз начал заживать, отек понемногу спадал, хотя болело по-прежнему и видел этот глаз хуже. Правая скула оказалась не раздроблена, как показалось Туню, а лишь сильно разбита. Организм бурно восстанавливал себя. Вокруг люди мерли как мухи, а Тунь, к своему смятению, продолжал жить. Он все ждал чего-то, не зная, чего конкретно ждет. Молнии, которая испепелит это проклятое место? Чуда, которое окажется сильнее этого зла и сотрет их всех с лица земли? Временами он гадал, не привиделся ли ему разговор с охранником. Но пришел день, когда его вызвали в допросную. Как всегда, его привели с повязкой на глазах, но прежде чем они успели поставить его или посадить, как им хотелось, в другой части тюрьмы поднялась какая-то суматоха. Сперва раздались выстрелы, затем топот бегущих ног, и наконец Тунь услышал запыхавшийся голос охранника, с порога доложившего главному следователю:

– Старший брат! Заключенный проткнул себе горло!

Следователь дал мальчишке отдышаться и спросил:

– Он умер?

Благодушный тон разительно контрастировал с волнением охранника.

– Нет, старший брат. Хотя… почти… Я не знаю.

– Я слышал выстрел.

– Да, старший брат, один из нас выстрелил, чтобы предупредить его – пусть не вздумает умирать и дождется вас… Мы не виноваты, он попросил ручку и бумагу, сказал, что хочет написать признание. Мы ему сказали, что вы заняты с другим заключенным, пусть ждет своей очереди, а он настаивал. Тогда мы заострили палочку, вроде как ручку, и бросили ему: «На, собака, пиши свое дерьмо!» Пошутили мы. Старший брат, мы пошутили, а он этой палочкой…

– Хватит!

Мертвая тишина.

С повязкой на глазах Тунь не видел ничего, кроме мрака, но чувствовал сгустившийся вокруг страх, плотный, как стена.

– Как неудачно, – пробормотал следователь. От его спокойных слов у всех присутствующих по спине пробежал холодок. Тунь слышал, как он поднимается из-за стола. У двери следователь остановился и сказал: – Вы двое со мной. А ты отведи заключенного обратно в камеру.

Охранник, схвативший Туня повыше локтя, ответил:

– Да, старший брат.

Это был тот мальчишка.

Мгновение они стояли неподвижно, а затем Тунь почувствовал, что мальчишка что-то делает, стоя рядом, – поправляет воротник рубашки или крому, намотанную на шею: клетчатая ткань немного разбавляла сплошную черноту свободной, как пижама, формы тюремной охраны. Тунь услышал тихий звук рвущейся нитки и через секунду почувствовал, как ему в ладонь плашмя вдавили твердую, холодную сталь.

– Вот твой пропуск отсюда, – прошептал мальчишка. – Действуй грамотно, иначе оба поплатимся.

Тунь смотрел на крошечное лезвие, изящное, как украшение. Кулон. Амулет в форме наконечника копья. В основании даже было отверстие, чтобы продеть шнурок и носить на шее, спрятав от посторонних глаз под рубашкой с воротом. Верхний край был гладким и прямым, режущая кромка – изогнутой и суживавшейся к кончику «стрелы». Если провести по лезвию пальцем, даже легонько, наверняка порежешься. След от ржавчины вокруг отверстия показывал, что лезвие раньше крепилось к какой-то ручке крохотным винтом или болтиком. Не считая коричневого следа, наконечник был в идеальном состоянии. Работа хорошего мастера. Редкое оружие. В Слэк Даеке оно могло взяться только из тайного арсенала. Чтобы такое и попало в руки заключенного, было неслыханно, однако лезвие лежало на ладони Туня. Подарок, чтобы оборвать жизнь. Лезвие у него уже два дня, не стоит рисковать хранить его дольше. Пока Тунь прятал его, воткнув под воротник своей превратившейся в лохмотья рубашки и сейчас в первый раз вынул рассмотреть – незаметно, зажав между большим пальцем и ладонью. О лезвии не знал даже Сохон. Сейчас его, кстати, в камере не было – увели на допрос. Много раз Тунь почти готов был открыться другу, но не смог себя заставить. Это сделало бы их договор куда реальнее, подвело бы вплотную к исполнению их жуткого договора, определив, кому уходить, а кому оставаться.

«Действуй грамотно, иначе оба поплатимся», – вспомнились ему слова охранника. Туню стало интересно: что движет рукой человека? Его сердце? Что заставило мальчишку рисковать собственной жизнью ради полумертвеца? Неужели сострадание проникает даже в этот ад, как луч света через щелку в заколоченном окне? От этой мысли в нем проснулась надежда, и Тунь подумал – вот бы исчезнуть, унеся в себе этот лучик света…