При виде «коттеджа», о котором говорил настоятель, Тира не поняла, зачем так высокопарно называть утопающую в грязи лачугу, кое-как сколоченную из тонких досок, с огромными щелями. Она взглянула на белоснежную ступу в дальнем конце Ват Нагары, где золотыми буквами было выведено имя ее отца, и снова на «коттедж». Сердце затрепетало: Старый Музыкант ждет ее в этой тесной, темной хижине. Как он может здесь жить? Как здесь вообще можно жить? Однако за последние недели девушка уже убедилась, что в Камбодже любая крыша над головой отделяет тебя от тех, кто живет прямо на улице или ином клочке общественной земли.
Сейчас, оглядывая храмовую территорию, Тира усомнилась в правильности возведения ступ и вообще обиталищ для мертвых, раз живые лишены собственного угла, элементарного уединения, обеспечиваемого стенами и крышей. На углу возле ее отеля живет целая семья – всякий раз, выходя вечером пройтись, Тира видела молодую пару с дочкой школьного возраста. Вчера вечером папаша припарковал свое велотакси у уличного фонаря, чтобы дочка могла делать домашнее задание при свете. Когда начал моросить дождь, малышка открыла прозрачный пластиковый колпак и пристегнула его прищепками, оставив по бокам щели, как крошечные прямоугольные окошки. В этом коконе, похожем на пузырек воздуха, она читала учебник, обнимая школьный рюкзак с красным псом Клиффордом – такие продаются на здешних базарах среди груд пожертвованной старой одежды из Америки. Тира уже знала, что в Камбоджу свозят бросовое старье, от которого отказались даже Армия спасения и «Гудвилл». Обноски с чужого плеча, на которые никто не позарился, для жизни по остаточному принципу.
Но то, как девочка прижимала рюкзак к груди, показывало, как она им дорожит. Школьный рюкзак служил ей куклой, которую она ритмично баюкала, заучивая главу. Пес Клиффорд, хлопая ушами, качался вместе с хозяйкой, соглашаясь с вытверженным уроком; его когда-то яркий синтетический мех потускнел и засалился от бедности, но стал мягче от безграничной любви.
Малышка продолжала читать, даже когда свет фонаря стал слабее из-за сгустившегося тумана. Родители ходили вокруг велотакси, пристегивая к металлическому каркасу синий брезент и сооружая себе что-то вроде палатки. Поравнявшись с семьей, Тира сошла с тротуара, чтобы не вторгаться на их территорию, не посягать на святость их дома, пусть и лишенного самого необходимого. В тот вечер она гуляла по проезжей части.
Тира нерешительно остановилась на узкой тропке перед хижиной. Ей вдруг остро захотелось снова повернуться и убежать. Поиски отчего-то показались нелепыми и мелочными: что она надеется вернуть? Разве ее жизнь, все, что удалось заново создать в Америке, не компенсировала утраченного? Чего еще ей требовать, когда у других нет и этого и почти не на что жить?
– Здрасте, сэр! – послышалось рядом, и Тира обернулась на голос. Молодой монашек высунул голову из-за шафранового цвета рясы, висевшей на веревке между двумя согнувшимися молодыми гибискусами. Оглядевшись, Тира сообразила, что «сэр» – это она. Поколебавшись, на каком языке отвечать, она сказала по-английски:
– Ну, здрасте… сэр, – добавила она. Это развеселило ее собеседника. Он широко улыбнулся, отчего бритая голова и большие, как у эльфа, уши стали еще комичнее, и повернулся к другой тени, стоявшей рядом. Молодые деревца согнулись еще ниже под тяжестью выстиранной рясы; и второй юный послушник высунулся и крикнул:
– Как-поживаете-прекрасно-
Мальчишки, прикрыв рты руками, были явно в восторге от экспериментов с незнакомкой.
– Я-прекрасно-спасыбо-сэр! – повторил первый, и оба снова захихикали.
Повсюду в Камбодже Тира видела эту готовность посмеяться и легкость общения. Когда она должным образом поздоровалась с юными монахами, те проворно нырнули за свои рясы. Остались видны только силуэты на подсвеченном солнцем шафрановом занавесе, точно две марионетки в теневом театре.
– Кхмерская американка! – звонким шепотом переговаривались они. – Кхмерка, но из Америки!
Она слышала это с самого приезда, будто кто-то передавал прозвище по невидимому радио: своя, но не совсем. Тира и представить не могла, что на родине, среди соплеменников, ее будут принимать за чужачку. Это было неприятно…
Ноги будто сами привели ее к «коттеджу». Сердце застучало сильнее: Тира будто снова стала малышкой, крутившейся возле папиного музыкального кабинета, стараясь расслышать, репетирует он за закрытой дверью или нет. Как она туда попала и как оказалась здесь? Тиру поражала способность времени и пространства сминаться, складываться, объединять миры и людей, и не успела она придумать, как объявить о своем появлении – громко поздороваться или постучать по дверному косяку (двери у «коттеджа» не было), джутовый полог отодвинулся.