– Боюсь, я не вполне улавливаю, о чем речь, уважаемый настоятель.
– Ее мать недавно убили, а сегодня утром подруга погибшей, давняя прихожанка нашего храма, умоляла меня принять девочку к нам.
– Но вы же не думаете, что…
– Нет, нет, малышка и найденный вами пистолет никак не связаны.
Старый Музыкант звучно выдохнул, но для него пока ничего не прояснилось. Он терпеливо слушал настоятеля.
– Этой прихожанке уже под шестьдесят, она была девочке временным опекуном, но теперь обеднела, может лишиться крыши над головой и не в состоянии больше заботиться о ребенке…
Взгляд настоятеля обратился куда-то вдаль – было видно, что он о чем-то глубоко задумался.
– Что-то не так, настоятель?
– Простите, – Конг Оул овладел собой. – Так вот, мать девочки была танцовщицей – классической балериной, закончившей школу изящных искусств, но, как и многие артистки, не смогла найти работу и пошла танцевать в отель. Видимо, там она и привлекла внимание ВИП-клиента – капитана национальной полиции из подразделения телохранителей – и стала его любовницей. Жена капитана обо всем узнала и, чем ссориться с мужем, наняла киллера устранить соперницу.
Молодую красавицу принудил к сожительству человек со связями либо горькая нужда. Барменша она или балерина, красота служит ей и капиталом, и проклятием, вызывая зависть и навлекая на нее опасность. В Пномпене множество подобных историй и безвременно оборвавшихся жизней, угасших, как ладан в курильнице. Но здесь история на этом не закончилась, и Старый Музыкант начал догадываться, в чем суть.
– Так эта девочка – его дочь? – спросил он.
– Да, малышка является дочерью убитой танцовщицы и капитана полиции.
– А сколько ей лет?
– Три года.
У Старого Музыканта участился пульс. Сита… Он постарался, чтобы голос не дрогнул:
– Ей еще слишком рано быть среди нас. Здесь же в основном мужчины и мальчики… – Единственное, что он сделал правильно, – дал своей дочери Ом Паан вместо матери. – Может, лучше помогать как-то иначе – давать еду и одежду, собирать пожертвования… Ребенку лучше остаться с этой женщиной, с материнской фигурой. Как же она без матери?
– Опекунша опасается, что жена полицейского расправится и с малышкой.
Старый Музыкант онемел, подумав, что ослышался.
– А что же сам полицейский? – сказал он наконец. – Неужели ему все равно, что будет с его родной дочерью? Он не хочет ее знать, не чувствует никакой ответственности? Даже звери защищают своих детенышей… – старик замолчал, успокаивая бьющееся сердце.
Настоятель покачал головой, разделяя горькое возмущение собеседника.
– Насколько я понял после долгого разговора с опекуншей, этот человек не хочет и не будет связываться. Его жена из очень влиятельной семьи, она готова смириться с изменами мужа, даже терпеть постоянных любовниц, но ожидает от супруга соблюдения приличий. Он может шалить на стороне, но без «деликатных последствий», иначе семья потеряет лицо, пострадает их положение в обществе. Короче говоря, полицейский поставит под удар собственную жизнь, если признает дочь балерины. Пока жена вроде бы не знает о малышке, но, если рано или поздно выяснит и устроит мужу допрос, он, скорее всего, станет все отрицать. Может, скажет, что ребенок от другого, от предыдущего любовника. Все мы знаем подобные истории, – старый монах потер грудь кулаком, словно ему больно было говорить о реальности, которую они оба знали слишком хорошо. – Понимаете теперь щекотливость моего положения? Речь не только о том, вправе ли я, монах, прятать у себя боевой пистолет, если наше учение запрещает мне прикасаться даже к деньгам. Есть и другая, более важная проблема: давать ли приют маленькой девочке, выделив ей место, традиционно предназначенное для мальчика? – Настоятель помолчал, восстанавливая дыхание. – Фундаментальный и самый сложный вопрос – как защитить человеческую жизнь, едва начавшуюся, хрупкую, омраченную невосполнимой потерей. Жизнь, за которой, возможно, охотятся.
Старый Музыкант почувствовал, что не может дышать.
– Вы с кем-нибудь уже говорили об этом? – спросил он, ощупью пробираясь сквозь туман эмоций и растущего смятения.
– Вы первый, кому я открылся… Должен признаться, я до сих пор несколько шокирован: как мы будем заботиться о девочке? Вы справедливо напомнили – мы мужская община, у нас только мужчины и мальчики. Да, при храме есть монахини, но только приходящие, проводят здесь по несколько дней и возвращаются к семьям. Кроме того, я не могу просить их взять на себя такой риск…
– Значит, мы должны сделать то, что в наших силах! – Резкая смена тона показалась настоятелю весьма неожиданной. – Учитывая опасность, которая грозит малышке, мы не можем не принять к себе девочку, пока ее судьба не решится так или иначе.