Музыка сфер

Внезапно Августа выкрикнула имя брата и яростно прижала его темную голову к своим грудям. Александр, растерянный, ошеломленный, неуклюже попятился от полуоткрытой двери, повернулся, чтобы, спотыкаясь, побрести по коридору назад к лестнице… И тут настал его черед потрясенно вскрикнуть, потому что в конце коридора стоял Мэтью Норленд и наблюдал за ним.

Александр похолодел. Лишь с трудом он принудил себя не отступить перед этим наблюдающим лицом. В глазах Норленда ему почудилась презрительная насмешка.

— Ну-ну, — вполголоса сказал бывший священник. — А я-то думал, что вы давно нас покинули, мой маленький математик.

Александр судорожно потер вспотевшими ладонями о сюртук. Он сказал голосом, осипшим от напряжения:

— Я жду доктора Ротье. Он обещал принести мне расчеты Гая.

— А тем временем вы, как кажется, совершили еще кое-какие открытия о том, что творится в этом странном, забытом Богом доме.

Усмешка Норленда обнажила его крупные лошадиные зубы, его обвисшее лицо теперь еще больше обмякло от перепоя. Знает ли он?

— Не пугайтесь, мосье Мышонок, — продолжал Норленд заплетающимся языком. — Мы ведь не того рода люди, к которым вы привыкли, э? Я же вас предупреждал об этом доме. Мы тут все помешаны на Августе. Она свеча, к которой устремляется каждый из нас. Я видел, как она завораживает вас, хотя почему-то мне кажется, что вкусы у вас несколько иные…

Он бросил на Александра взвешивающий взгляд, и по телу Александра вновь разлилась жаркая багровость вины. Ладони у него были все еще мокры, а сердце бешено колотилось от смущения. Он пробормотал:

— Мне надо спуститься. Возможно, доктор Ротье ждет меня снаружи с бумагами… возможно, я неверно его понял…

Его леденил ужас, что вот-вот Августа и Гай выйдут в коридор и услышат от Норленда, что он шпионил за ними. Он сделал шаг к лестнице, но Норленд встал у него на пути.

— Нет-нет, вы верно поняли доброго доктора, — сказал бывший священник, скрещивая руки на груди. — Он действительно пошел в свою комнату, но кое-зачем другим, о чем не собирался вам говорить. За опием.

— Для Гая?

— Нет, дорогой мой. Для себя. Наш доктор Ротье дурманит себя опием, как и очень многие его коллеги. Он потребляет его в спиртовом растворе постоянными точными дозами. Если, конечно, что-нибудь не выводит его из равновесия, в каковых случаях он немножко перебирает. Он умело прячет свою слабость, не правда ли? Немножко дает Гаю, чтобы утишить боль, а затем сам принимает побольше. Думается, это возмещает невозможность обладать Августой. — Он задумчиво покачал головой. — Если бы только Гай был способен этим же способом умерить бешенство своего отчаяния из-за собственной потерянной любви, насколько лучше это было бы. Но его воспоминания слишком живы, и в этом его мука.

Знает ли Норленд, что происходит в эту самую минуту в нескольких шагах дальше по коридору? Александр в отчаянии попытался пройти мимо него, и неожиданно бывший священник словно бы смягчился и отступил в сторону, давая ему дорогу. Однако вышел следом за ним на площадку лестницы, где Александр остановился, не зная, что делать, куда идти.

И вновь Норленд оказался прямо у него за спиной, обдавая его кислым винным перегаром и говоря с хитрой вкрадчивостью.

— Да, память о Селене, вот что сводит Гая с ума, — продолжал он на ухо Александру, хотя Александр зажмурился и поднял ладонь, чтобы он замолчал. — Он видел ее в тюрьме. Он был вынужден смотреть, как ее тюремщики забавляются с нею.

Александр похолодел. И медленно повернулся лицом к своему мучителю.

— Вы говорите, он видел, как ее насиловали тюремщики?

— Насиловали? — Мэтью Норленд грубо хохотнул. — Ну, нет. Гай и Ротье любят делать вид, будто произошло изнасилование. Но судя по тому, что я о ней слышал, что я знал о ней, она с охотой предлагала себя тюремщикам и всеми способами, какие только можно измыслить. Ведв в ту ночь на улицах Парижа бушевали убийцы, вытаскивали всех узников и узниц из их темниц. Она знала, что очень скоро они доберутся и до Сальпетриер, так почему бы не пропитать свое тело наслаждением за последние немногие часы до наступления тьмы? Перед лицом смерти человеческий дух ослабевает. Гай видел все это своими глазами там, в Сальпетриер, и это свело его с ума. Теперь бедняга Гай ищет более возвышенное утешение в поисках своей утраченной звезды.

«И в объятиях собственной сестры!» — ошеломленно подумал Александр.

— Но даже наблюдение за звездами стало для Гая новой агонией, — продолжал Норленд, тыча Александра в грудь толстым пальцем, — так как поиски пропавшей планеты ввергают его в безумие. Ему следовало бы ужиться со слабостью, присущей людям, подобно всем нам. Ротье облегчает собственную боль опием, а я, ну, я с помощью коньяка, вина и горькой правдой поэзии. «О, демонская ярость, плач меланхолии, безумье, порожденное луной», — как сказал бы суровый Мильтон… Нас всех одолевают наши грехи, не так ли, друг Уилмот?