Музыка тел, живопись хаки

Она кивнула. Через несколько минут он велел ей принять ванную. Она закрыла за собой дверь на щеколду. Из чугунной ванной поднимался пар. «Какая горячая!» — чуть не воскликнула она, потрогав воду. Сбоку от зеркала на крючке висел купальный халат. Отражение явило ей лик измученной красавицы, с тоской в зелёных глазах, со сбившимися медными локонами. Вся одежда была запачкана грязью. Она разделась и медленно, сантиметр за сантиметром, погрузила свое тело в воду. А затем она испытала подлинное счастье, когда тепло стало проникать в неё со всех сторон. Возле крана лежал кусок мыла, был даже флакон с каким-то травяным шампунем. Это потом, потом. А сейчас надо согреться…

Она вышла из ванной в его купальном халате. Квартира погрузилась в полумрак. Единственный источник света находился на кухне. Проходя мимо тёмной гостиной, она мельком разглядела лакированный абрис пианино и книжные полки. Солдат курил на кухне. Перед ним на столе с белой скатертью дымились две кружки с чаем. На фельдфебеле осталась белая майка, а брюки висели на подтяжках. Он молча указал ей на стул рядом с собой. Она медленно отхлебывал из кружки, рассматривая обстановку на кухне. Газовая печь, подвесные шкафчики, набитые фарфоровой посудой, белая металлическая раковина с коричневыми подтеками. Не очень походило на жилище эсэсовца.

А немец в свою очередь разглядывал девушку: что-то в её милом хрупком облике тронуло его, но он не улыбнулся, никак не показал своих эмоций. Девушка в халате пила чай. Он смял окурок в пепельнице и раскурил новую сигарету.

— Эта квартира досталась мне в наследство от родителей. Я здесь довольно редко бываю, — счёл нужным поделиться личными сведениями солдат. — Моя семья теперь живёт в другом городе.

— А как называется этот? Л-г? Ваш родной город?

— Зачем тебе? — ухмыльнулся он, выдохнув остатки дыма.

— У вас большая семья? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Тебе ведь не обязательно это знать, — отрезал он.

Она покачала головой. Допила чай, босыми ступнями подошла к мойке, ополоснула чашку под сильной струей воды.

— Теперь спать?

— Да. Теперь спать, — подтвердил он.

Солдат затушил сигарету, взял Амандину за руку и повел за собой в спальню.

У кровати он обнял её и тесно прижал к себе; она, подчиняясь, слабо обхватила его спину своими согревшимися ладонями. «Я очень устала», — прошептали её губы. Солдат принялся целовать её лицо, уши, шею: от него сильно пахло табаком. У девушки не осталось сил сопротивляться, да она и не могла. Отраженный отблеск уличного фонаря в растянутой на потолке трапеции, повторявшей изогнутым силуэтом оконный проем, тускло освещал спальню, точно луна ночную грешную землю. Солдат развязал узел на поясе махрового халата. Потянул вниз за отвороты, обнажив её плечи; халат соскользнул на пол. Он несколько секунд созерцал мерцавшее матовыми бликами тело, затем опять стал целовать девушку, её губы, впиваясь в них, стараясь раскрыть их.

— А ты хорошенькая. Ты удивительно хороша, мэдхен, — шептал он ей в ухо, подводя к кровати.

Она легла на постель и закрыла глаза, чтобы хоть на несколько секунд отвлечься от этого мира. Она услышала шорох его одежды: мужчина раздевался. Вскоре он оказался рядом с ней, совсем голый, его губы и руки заползали по её изгибам, ямочкам и выпуклостям. На этот раз солдат был почти нежен, но его ласки всё равно проявляли излишнюю нетерпеливость и требовательность. Амандина лежала на спине, и ощущала, как его пальцы гуляли по бёдрам, как щетина почёсывала кожу, как твердые губы целовали её грудь и шелковистый живот, и плечи, и лоб, и сомкнутые веки. Ей было почти приятно, она засыпала. Когда он проник в неё, необыкновенно возбуждённый, твёрдый и пахнущий потным самцом, сон ускользнул. Она удивлённо раскрыла глаза и стала наблюдать за таким близким теперь солдатом…

Вскоре он всё настойчивее и резче стал приникать к девушке, одной рукой крепко обхватил её за спину, движимый какой-то неведомой мýкой, сладостной и не отпускавшей его, врывался во влажную мягкость лона и отодвигался, кажется, забыв обо всём, громко дыша; и она вдруг захотела помочь, уступая истомному головокружению: впервые положила руки на его плечи, притянула к себе, и после нескольких толчков он изогнулся, подняв подбородок, хрипло простонал, испытывая мимолётную кульминацию эйфории, и, нависая над ней, вгляделся в её лицо. Грудь его быстро расширялась, сердце громко стучало.

Он выполз из неё и упал рядом, точно раненый. Сон окончательно ускользнул от девушки. Ей снова захотелось пожалеть себя, но во второй раз уже не очень получалось. Теперь она сама виновата — просто позволила ему залезть в свое тело… Некоторое время она лежала с открытыми глазами, затем поднялась и остановилась у окна, глядя на пустую ночную улицу. Она ничего не знала, ни название города наверняка, ни что случится дальше, ни даже имени пленившего её солдата.

Он заворочался, открыл глаза, приподнялся на локтях:

— Ты чего не спишь?

— Не хочу. И не могу.