Музыка тел, живопись хаки

“Он бросил меня, — подумала девушка уже во второй раз за тот же день. — Наверняка он проходил мимо и увидел меня спящей. Ну, и подумал: зачем мне нужна эта дурочка? Оставлю-ка я её тут. Пусть сама соображает, как быть дальше”.

Может быть он оставил ей несколько марок, чтобы ей хватило проехать дальше? Но не тут-то было, никаких денег при ней не оказалось. Она все больше утверждалось в досадной мысли, неотрывно глядя на дверь; и тут ей стала безразлично, что с ней будет потом, когда разозлившийся контролёр высадит её из поезда. Буря мыслей улеглась, на неё снизошло абсолютное спокойствие и безразличие. Усталость захлестывала волнами, грозя утащить разум обратно в море грёз.

И тогда появился солдат. Серая шинель расстёгнута, ремень от ранца на левом плече. Он медленно, цепляясь за спинки сидений для равновесия, шагал навстречу, и Амандина ясно увидела, как он подмигнул ей. Её спокойствие не помутилось, не потревожилось ничем. Но она точно знала, что следует делать. Выждав немного, девушка последовала за фельдфебелем. В дверях она нечаянно наткнулась на него, и он извинился, поглядев сквозь её лицо, будто её вообще не существовало. Поезд начал тормозить. Солдат закурил сигарету. Дым был синий и очень пахучий. Как ни странно, это был приятный запах, хоть и горьковатый.

Стук колёс затихал, раздавался всё реже. Наконец состав полностью остановился, и из головы его послышалось шипение локомотива. Проводник открыл дверь, и двое вышли в город, в темноту. Стояла глубокая свежая ночь.

Девушка шагала позади, чуть в отдалении от высокой мрачной фигуры. Её безразличие перед настоящим лишь усилилось. Она переставляла ноги, одну за другой, целую вечность, в пустоту, в неизвестность. Несмотря на поздний час, в городе веселились и гуляли солдаты. То ли какой-то праздник, то ли целый полк готовился к передислокации, и войско отмечало прощание? На кого они собираются напасть в этот раз? На Бельгию? Голландию? Из уличного кабака вывалился пьяный нацистский сержант и наткнулся на её офицера, сперва вытянулся, но, видимо, оба оказались знакомыми, и из ничего завязалась хмельная беседа, и, кажется, она не собиралась закончится тут же. Студента проследовала мимо них, не разобрав ни слова, и остановилась на углу ближайшего перекрёстка, прислонившись к стене возле потухшей витрины аптеки, скрестив руки, склонив голову. Ни холод, ни голод не мучили её больше. Проходили совсем близко ночные прохожие, рядовые с дамами; они косились на неё, принимая, может быть, за больную проститутку, и никто не обратился к ней. Потом мимо угла прошагал её офицер, даже не повернув головы в сторону девушки, и тогда Амандина снова последовала за ним на небольшом расстоянии («Будто собачка!» — подумала она с обидой). Они петляли по улицам, как ей показалось, слишком долго, пока не удалились от центра города и шумных компаний. Тут он неожиданно повернул влево и растворился в желтом прямоугольнике света от входа в уличное бистро. И она исчезла там же. Все посетители разошлись по домам. Заведение закрывалось, но офицер очень вежливо попросил официанта обслужить их. Принесли по кружке пива, а чуть позже говяжий рулет с картофелем для герра офицера, а фройляйн получила жареную сосиску с жареным картофелем и салат из квашеной капусты впридачу. Безразборчиво вилка поднимала что-то с тарелки и клала в рот, а зубы автоматически пережевывали пищу, золотистое пиво не могло утолить жажду, и она быстро осушила всю кружку. Вскоре она с удивлением почувствовала, как жизнь возвращается в тело. Она ела, пока не насытилась до отвала, и насыщение наступило удивительно быстро. Фельдфебель был не столь голоден. Он наблюдал за своей спутницей с любопытством в глазах и расслабленно, будто в награду за прежнее показное равнодушие. Солдат попросил у официанта бутылку мозельского с собой.

Вместе с бумажным пакетом они вышли обратно в ночь. На улице было свежо и прохладно — улицы в отдалении затопил плотный, почти осязаемый туман, подсвеченный расползавшимся пушком фонарей, будто готовивший город к снегопаду. Мужчина вдруг обнял девушку за плечи. Она не удивилась и не воспротивилась.

— Уже недалеко, — сказал он ей.

Она не смотрела на дорогу. Устало склонив голову к его плечу, Амандина позволяла себя везти. Они вошли в подъезд какого-то старого дома, поднялись в скрипучем лифте на четвёртый этаж, никого не встретив по пути. С металлическим скрежетом он провернул ключ в дверном замке и впустил её в свою квартиру.

В темноте прихожей она стащила с ног тяжёлую обувь и присела на край первого попавшегося кресла. В квартире было тепло; в воздухе висел душок, словно квартиру давненько не проветривали. Она услышала, как в ванную с журчащим эхом полилась толстая струя воды. Появился офицер. Он избавился от шинели и мундира, и ходил по дому в одних брюках и рубашке.

— Я так устала, чёрт возьми, — пожаловалась она, подняв на него влажный взор.

Он начал стягивать с себя сапоги, потом сказал:

— Надо бы открыть форточку… А завтра я где-нибудь раздобуду тебе одежду. Хочешь, я вскипячу чайник?