Музыка ветра

– Нечто такое, что может отвлечь меня от мыслей о Лорелее? – задала я следующий вопрос. – Может, как раз это именно то, что мне сейчас и надо.

Но не начинать же разговор, стоя прямо посреди тротуара. Вдруг, чего доброго, меня понесет и я начну скандалить?

Гиббс отрешенно посмотрел на реку, потом снова повернулся ко мне.

– Дебора нашла свидетельство о смерти вашего дедушки. Причина смерти – авиакатастрофа, случившаяся двадцать пятого июля 1955 года. – Он немного помолчал. – Его тело, одно из двух, осталось невостребованным.

– Невостребованным?! Но он же был женат! Почему же бабушка не потребовала, чтобы тело доставили в Мэн?

– Хороший вопрос! Однако его похоронили на кладбище Святой Елены.

– Здесь, в Бофорте? – спросила я почти шепотом.

– Да.

Я уставилась на Гиббса. Но вместо его лица я вдруг увидела перед своими глазами книгу, которую обнаружила, когда разбирала бабушкину библиотеку уже после ее смерти: атлас дорог штата Южная Каролина. А потом вдруг вспомнила, как Кэл вычислил меня прямо на улице и последовал за мной до самого музея, а там нашел предлог, чтобы познакомиться со мной. Но почему-то, и это впервые дошло до меня только сейчас, всякий раз, когда муж смотрел на меня, мне казалось, будто он хотел увидеть на моем месте кого-то другого.

– С вами все в порядке? Давайте присядем где-нибудь, – предложил мне Гиббс.

– Прошу вас! Оставьте меня. Я хочу побыть одна.

Я круто развернулась и заторопилась от него прочь. И бежала всю дорогу, до тех пор пока не очутилась на ступеньках крыльца своего дома. Я не обращала внимания на слезы, льющиеся рекой по моему лицу, я не видела ничего вокруг. А над моей головой негромко звенели китайские колокольчики, поблескивая на солнце своими разноцветными гранями. Красота, необычная красота, которой одарил их океан, шлифуя стеклышки своими волнами многие и многие десятилетия. Почему-то вдруг в памяти всплыли слова Лорелеи о шрамах, которые мы зарабатываем в течение нашей жизни. О том, что шрамов на своем теле не надо стыдиться. Ими надо гордиться. Ведь они свидетельствуют о том, в каких передрягах нам пришлось побывать. А кто знает, что пришлось пережить всем этим стекляшкам, прежде чем они стали китайскими колокольчиками?

Я слегка подтянулась вверх и ухватила пальцами последнее стеклышко в одной из связок. Оно было шероховатым на ощупь и больно врезалось в кожу своими необработанными гранями. Многие становятся лишь крепче на изломе. Я выпустила стеклышко из руки и стала подниматься по ступенькам. На террасе я уселась в кресло-качалку, достала из кармана телефон и позвонила маме Марис. Сказала, что скоро приеду за Оуэном. Отключила телефон и еще долго сидела в кресле, размышляя под мелодичный перезвон стеклышек о том, как сообщить десятилетнему мальчику, что его мать умирает.

Глава 30. Лорелея

Лорелея лежала на спине, откинувшись на пышно взбитые подушки в изголовье огромной антикварной кровати. Ее по-прежнему мутило, подташнивало, но боли, сильные непереносимые боли, отступили или стали более терпимыми. Она даже нашла в себе силы улыбнуться при появлении медсестры, которая сразу же принялась мерить ей давление и пульс и проверять ассортимент лекарств. За последнее время дозировка болеутоляющих сильно возросла. Так распорядился доктор Уорд. Но дозы еще не достигли того предельного уровня, когда человек постепенно начинает превращаться в растение, лишаясь способности думать и говорить. Сама же Лорелея твердо намеревалась оставаться нормальным, думающим человеком вплоть до своего самого последнего дыхания.

Оуэн вообще сказал, что он не замечает никаких перемен в маме. Кроме одной. Сейчас она большую часть своего времени проводит в постели. Он тоже все свободное время был рядом с ней, наблюдая за малейшим ее движением своими пронзительно-синими глазами. Такими же, как у его покойного отца. Со стороны казалось, что мальчик хотел напитать умирающую маму той жизненной энергией, которая в нем самом била через край, пытаясь таким образом отодвинуть неизбежный финал.

Наверное, такое трепетное, не по годам взрослое отношение к близким людям ребенок унаследовал от отца, не раз думала Лорелея. Ведь и Мерит ведет себя точно так же. С тех самых пор как Лорелея вернулась из больницы домой, падчерица постоянно хлопочет вокруг нее, напоминая порой назойливую муху, которая кружит и кружит над жареным цыпленком, приготовленным для воскресного пикника. Вот и сейчас она молча сидела в кресле в самом углу комнаты и наблюдала за всем происходящим, словно не доверяя профессиональным умениям медсестры, делающей свое дело.