Я вдруг поймала себя на мысли, что у меня такое чувство, будто я жила здесь всегда. Короткие летние месяцы, осенний багрец окрестностей Мэна – все это из какой-то другой жизни. Да в сущности, то и была совсем другая жизнь. А сейчас… сейчас я совсем не боюсь плавать на лодке. Я даже несколько раз самостоятельно управляла ею, и это оказалось совсем не страшно. Во время своих речных прогулок я видела одного крокодила и бесчисленное количество дельфинов, я научилась ориентироваться по придорожным знакам, чтобы находить дорогу домой. Конечно, Лорелея выразилась бы по этому поводу более поэтично. Сказала бы, к примеру, что человеческое сердце – это и есть тот компас, стрелка которого постоянно указывает на родной очаг. Пожалуй, эту мысль стоит занести уже в свою собственную Тетрадь умных мыслей, которую я завела вскоре после той ночи, когда впервые самостоятельно пересекла мост. А сейчас я смотрю на горизонт, на котором вспыхивают все новые и новые лучи света, и воображаю себе, будто снова плыву на лодке по одному из речных притоков. Деревья расступаются по обе стороны, а река, изгибаясь и петляя, сливается с таинственной стихией болот, которые то отступают вглубь, обнажая свои вековые тайны, то снова подступают к самым речным берегам, беспрекословно повинуясь ритму лунного календаря.
– Как спалось? – поинтересовался у меня Гиббс.
– Не очень. Все переживаю. А вдруг никто не придет?
– Еще как придут! Явятся все, как один… Я еще не видел ни одного южанина, который бы отклонил приглашение на ужин с жареными устрицами. Да и сама причина – сбор благотворительных средств в фонд помощи женщинам, пострадавшим от насилия, который к тому же носит имя Сесилии Гиббс Хейвард, более чем достойная и заслуживающая уважения. Так что ты у нас теперь – местная знаменитость. А кто же откажется поглазеть на селебрити своими собственными глазами? И потом, не забывай про Дебору Фуллер. Она же знает в этом городе всех. И уже наверняка оповестила кого только можно, а заодно и позаботилась, чтобы все эти люди явились не с пустыми руками, а принесли с собой щедрые чеки.
Я закрыла глаза и слегка подалась назад, чувствуя, как руки Гиббса крепко удерживают меня, не желая отпускать. Лишь прочитав тетрадь Лорелеи, я нашла в себе наконец мужество показать Гиббсу то злополучное письмо, а заодно и признать очевидное. Что за человеком я была? Женщиной, позволившей себя одурачить, влюбиться в мужчину, за которым скрывалась одна лишь ложь.
Вместе с Гиббсом мы отнесли в полицию чемодан, модель самолета и письмо. Ни разу я не заметила в его глазах ни тени осуждения. Он вообще ни разу не посмотрел на меня уничижительным взглядом Кэла. Как я вообще могла вообразить, что он поведет себя таким образом? Гиббсу удалось практически целиком реконструировать жизнь брата. Почти десять лет Кэл странствовал по Калифорнии, а потом перебрался в Мэн. Целых десять лет он боролся с демонами в своей душе, которые требовали от него возмездия. Он старался избавиться от них, забыть все, но не смог. Проиграл схватку и приехал в Мэн искать справедливости. Но нашел меня, и я стала для него подходящей заменой, тем объектом, на который он обрушил всю свою ярость, всю ненависть, которую питал к моей бабушке за то безнаказанное преступление, которое она совершила. Беда лишь в том, что ненависть смешалась у него с любовью. Совершенно неожиданно для самого себя он понял, что любит меня, как и я любила его. Я еще крепче прижалась к Гиббсу. Когда-то Эдит сознательно отослала маленького Гиббса из дома, чтобы спасти его, чтобы быть точно уверенной в том, что он вырастет счастливым человеком. Что ж, хоть в этом она поступила правильно.
Я склонила голову набок и с наслаждением вдохнула запах его тела.
– Спасибо, что разрешил мне устроить это мероприятие на твоей территории. Пока еще понятия не имею, сколько времени уйдет на то, чтобы привести дом твоей бабушки в полный порядок. Хотя бы для начала покрасить его снаружи и внутри.