Музыка войны

Озираясь по сторонам, Дима со смущением заметил, что в конце аллеи в их сторону неторопливо шли Лопатины. Они, должно быть, не видели его неуклюжих попыток обнять Карину, но, как говорится, на воре и шапка горит, потому Дмитрий ощутил неприятное чувство стыда. Первое желание было уйти, скрыться из виду, но было слишком поздно, оттого бегство представлялось безумием.

– Я позвоню тебе. – Сказал он тихо, но так властно, что Карина тотчас поняла: она не посмеет ослушаться. – Сходим в кафе на той стороне парка. Все спокойно обсудим.

Когда Лопатины приблизились к ним, то заговорили так, словно ничего не произошло, и будто это не они застали невестку и племянника за преступными разговорами. В самом деле, разве они могли слышать их разговор? Могли подозревать их? И все же Карина ощущала, как внутри все обмирало от смущения и жгучего чувства стыда. Она молчала, а когда нужно было ответить, не в силах скрыть свою скованность, отвечала односложно, отрешенно.

Лопатины не заподозрили ни измену, ни какой-либо намек на нее, и отчего-то это было болезненно для обоих преступников. Но отчего ж? Не потому ли, что родители были столь высокого мнения и о Диме, и о Карине, что никогда бы не поверили, что оба были способны помыслить о предательстве их сына, и эта их слепая вера была хуже всякого укора собственной совести?

– Где же Настена и девочки? Почему не пошли с тобой на прогулку?

– Так я по делам. И потом, Настя попросила отправить их в деревню на все лето, поэтому они заканчивают свои школьные и женские задачи.

– А ты, как же? Здесь один останешься? Они так долго ждали твоего возвращения!

– Да нет, я их на поезд посажу, и сразу в Германию поеду. Кому война, а кому мать честная. Многие испугались, что скоро не смогут купить машины, заказов прибавилось.

Дмитрий не хотел обидеть Лопатиных, но последнее его замечание отчего-то огорчило их.

– Да! – Примирительно сказал Семен Владимирович. – Ну дела, дела. Что будет – не ясно, это точно.

Дима ничем не выдавал своего волнения, только удрученное состояние никак не удавалось скрыть; казалось, исход их с Кариной разговора, ее неуступчивость, ее нарочитая правильность расстроили его. Вот только по тому, как ожесточилось его лицо, можно было предположить, что Шишкин не собирался так легко сдаваться. О, он не отступится столь быстро, подумала вдруг Карина, и сразу почувствовала его незримое влияние на нее, его необъяснимую власть над ней. Казалось, что сила его страсти, сила его обожания и решимости предрешили исход их борьбы: он уже почти обладал Кариной, и никакое сопротивление не спасет ее.

Что же это получалось: вместо того, чтобы пресечь всякое поползновение разрушить ее семью, Карина своим упрямством и целомудрием только подогрела интерес Димы, подлила масла в огонь, раздула пламя запретной и ослепительной страсти, и уж теперь Шишкин не свернет с избранного им пути, таившего в себе не только любовь и негу, но и отчаяние, и подлость, и коварство, пути, предрекавшего на своем извилистом и тенистом полотне разрушение стольких жизней.

Майские грозы, казалось, пришли с опозданием, и в назначенный день, когда что-то должно решиться, одна из чаш весов перевесить – только в какую сторону? – в этот самый день с самого утра погода не задалась. Утром Карину с детьми разбудил убаюкивающий стук дождя о стекло и карнизы окон, она бодро поднялась с кровати и с Митей, цепляющимся за подол халата, приготовила завтрак, пока Парфен умывался и собирался на работу.

Но уже к минуте, когда нужно было выходить из дома, настоящий нескончаемый ливень обрушился на город. Казалось, небеса разверзлись, пропуская и изливая темную бездну, которая сковывала и мучила синий небосвод столько времени – так он должен был очиститься от этой свинцовой, тяжелой мглы. Но чем дольше не стихал ливень, тем более нескончаемой казалась тьма, что захватила купол неба.

– Что же делать? – спросила в отчаянии Карина, выглядывая в окно. – Кажется, так будет еще несколько часов.

– Не переживай, я подвезу вас до самого садика. – Парфен уже надел костюм, завязал галстук и теперь допивал чашку крепкого кофе.

– Тут идти пять минут!

– Ну и что? За пять минут вы с детьми промокнете до нитки. Пойдем, я помогу.

Это нежданная и непрошенная помощь, как резкий укор совести, кольнула Карину, и она снова спросила себя: правильный ли поступок совершит сегодня? «Ах, к чему эти бесплодные вопросы? Конечно же, нет! Это просто поступок, вот и все! Правильный он или нет – не имеет значения. Тем более, я еще ничего не решила».