Музыка, вперед!

Немедленно воцарилась мертвая тишина – в Страмолетто не много найдется людей, располагающих подобной суммой. Бутафочи оглядел укрощенную публику.

– Я слушаю вас, Марио Веничьо.

– Я еще не знал, что Дуче в тюрьме, когда Аттилио пришел в мэрию, где я разговаривал с моими помощниками Венацца и Бергасси. Он сказал: «Марио, слышал новость? Твоего Муссолини прогнали пинком под зад…»

Бутафочи подпрыгнул:

– Он так выразился?

– Кажется, да… может быть, вместо «пинком под зад» он сказал…

– Достаточно! Продолжайте.

– Он сказал: «Если не хочешь драки, вали отсюда сам, пока тебя не выгнали силой».

– И вы ушли, не сопротивляясь?

– Раз Дуче свергли, я не видел причин настаивать, верно?

– То есть вы – не убежденный фашист?

– Ну почему же, просто я не хотел бы жертвовать собой ради этого. Еще я хочу сказать, что Аттилио вел себя очень корректно. Мы зашли выпить по рюмашке в трактир Бонакки и там договорились не причинять друг другу неприятностей.

– Марио Веничьо, вы трус!

– Вы так считаете?

– Тем не менее у меня нет времени проводить новые выборы, и вы снова возвратитесь в мэрию. Я займусь вами после победы.

– Если не возражаете, синьор комиссар, я предпочел бы подумать над вашим предложением два-три дня.

– Почему?

– Чтобы узнать, кто первым войдет в Страмолетто – американцы или немцы!

Данте Бутафочи выпрямился, простирая карающую десницу:

– Марио Веничьо, у меня горячее желание арестовать вас за покушение на нормальный дух населения. Из-за таких, как вы, Италия переживает тяжелые времена. Вернитесь на место и не попадайтесь мне на глаза.

– Этого я и хочу.

– Аттилио Капелляро!

– Я здесь.

Атиллио занял только что покинутое Марио место.

– Вы слышали показания Веничьо? Что вы можете добавить?

– Ничего.

– Значит, вы признаете вышесказанное?

– Да, все было так, как он сказал. Когда я узнал, что мы, наконец, избавились от Дуче…

– Попрошу выбирать выражения!

– Но это правда, хотите вы того или нет. Так вот, я сразу подумал, что Марио должен уступить мне место, потому что я представляю другой режим.

– По крайней мере, у нас есть чистосердечное признание. И вы нашли сообщников для совершения гнусного переворота?

– Де Беллис и Бонакки только подчинялись моим приказам. Одни бы они до этого не додумались.

Сидящие на скамье сообщники оживились. Булочник не мог сдержать своих чувств:

– Ты святой, Аттилио!

А трактирщик уточнил:

– Таких, как ты, больше нет!

Комиссар заставил их замолчать, прежде чем вынести заключение.

– Состав преступления налицо! Аттилио Капелляро, вы обвиняетесь в противозаконном насильственном захвате мэрии Страмолетто при помощи подстрекаемых вами людей. Можете ли вы что-либо сказать в свое оправдание?

Массачо, истекающий потом от невероятного усилия, простонал:

– Как это пишется?

– Что?

– Да это слово, которое вы только что сказали.

– Подстрекаемые? Под-стре-ка-е-мы-е… Я повторяю. Капелляро, вам есть что сказать в свою защиту?

– Нет, только я не понимаю это слово, которого я не знаю и которое Массачо не умеет писать.

– Неважно. Кто-нибудь хочет выступить в защиту обвиняемого, прежде чем суд вынесет приговор?

Жители Страмолетто смущенно переглядывались. Они могли бы многое объяснить, хотя бы то, что Аттилио был всеми уважаемым человеком, но они не умели правильно выражать свои мысли, тем более перед публикой. Они стыдились того, что не могли прийти на помощь товарищу, и большинство из них прятало глаза. И тут на сцену выступил презревший Устав карабинер и спокойно объявил:

– С позволения трибунала я буду защищать Аттилио Капелляро.

Комиссар на секунду застыл от удивления. Затем он принял это за неудачную шутку и возмутился:

– Вы? Карабинер?

– Так точно, синьор комиссар. Я хорошо знаю закон, именно я слежу здесь за его соблюдением.

– По-моему, ваше поведение в этой истории не соответствует требованиям закона.

– Это потому, что закон 25 июля существенно отличается от закона 26 июля, прежде чем снова стать таким же сегодня.

– У вас странное представление о долге, Джузеппе Гард-жулло. Вы отчитаетесь об этом перед вашим начальством!

Легкая рябь пробежала по волнам аудитории. Этот карабинер – отчаянный малый! Правда, что человек, переживший такое несчастье, не может остаться таким же, как все. Он ничего не боялся! В этот миг Бутафочи заметил, что Аттилио держит в руках ружье, которое ему вручил на хранение карабинер. Он завопил в ужасе от мысли, что обвиняемый может выстрелить в него:

– Вы дали ружье Капелляро! Чтоб он укокошил весь трибунал?

Пицци и Барбьери выхватили револьверы. Аттилио поспешно бросил ружье, которое с шумом грохнулось на пол. Данте перевел дух.

– Что с вами, карабинер? Вы его сообщник или просто ненормальный?

– Ружье не заряжено, синьор комиссар.

– А? Хорошо. Ладно, я вас выслушаю, только покороче.