Музыка времени

У меня всю мою жизнь было два вида макияжа: легкий и традиционный. Традиционный: когда торопишься и не торопишься на работу или еще куда-нибудь, все равно немного белишь (белыми тенями) веки, подводишь незаметно глаза, подкрашиваешь ресницы, слегка тонируешь кожу лица контуром в цвет светлой помады, обводишь губы, прыскаешь пару раз повседневными духами KNOWING и летишь по делам. Легкий макияж исключает формирование глаз. Глаза светлые, голубые, белесые ресницы – все это остается нетронутым рукой художника. Для легкого макияжа, в субботу, воскресенье, на даче и на отдыхе, достаточно: оттенить брови, слегка, совсем чуть-чуть нанести тон – только на нос, и сделать яркими и красиво очерченными губы. Получается, что в одном случае главное – это глаза, а в другом соответственно – губы.

Выхожу на улицу без плана и без конкретного дела, так, «чтоб утомить ненужную тревогу…», и бреду через маленькую рощицу около соседнего дома.

Как слеп человек!.. Как слабо он видит мир… Мало-помалу знания и ощущения открывают ему то, мимо чего еще вчера он проходил и не замечал. Вот и сейчас я сижу на лавочке и вижу вдруг огромное количество этих самых одиноких пенсионеров, бредущих по парку в разные стороны. Пенсионные парочки стариков и старушек, громко разговаривающих по причине убывающего слуха, сосредоточенно стремящихся с тележками на колесах в местные магазины или уже возвращающихся обратно. Тоскливое зрелище…

Мимо меня прошел парень, разносчик пиццы, с кипой коробок в руках, обернулся и весело улыбнулся, как старой знакомой. Я не успела ответить ему тем же и упрекнула себя за куда-то подевавшуюся молниеносную реакцию, которой я обладала всю жизнь.

Весна. Уже тепло не только днем. Настроение сродни глубокой осени. Сижу на этой деревянной лавке, как пришитая, как будто тело налито свинцом и ничего не хочется делать, и никуда не хочется идти.

На тропинке опять появился разносчик пиццы, уже без коробок, пружинистой походкой возвращается от дальних домов за крохотным перелеском. Я приготовилась улыбнуться ему, роясь в душе в поисках позитива. Парень спружинил и приземлился рядом, с широкой улыбкой, скороговоркой произнес: «Вы очень похожи на мою маму, она умерла в позапрошлом году, ее машина сбила на Осеннем бульваре», – он взял мою руку и поцеловал ее, вскочил, быстро пошел дальше, обернулся и помахал рукой задорно и добросердечно. Я ничего не успела сказать; что-то давнее, знакомое, энергией тепла объяло мои плечи, и я вспомнила другой случай из моей жизни, так похожий на этот.

Зима в феврале была такой снежной, что прогуливаться рядышком вдвоем не представлялось возможным. Протоптанные дорожки среди высоких сугробов перемежались расчищенными полянками, и мы с мужем шли то рядышком, то друг за другом. Набережную в Филевском парке расчистил трактор, сметая снег прямо в реку. Взявшись за руки, мы медленно тащились, наслаждаясь морозным солнечным днем. На какую-то минуту нас окружила стая бродячих собак. Не обнаружив съестного и не закусив нами, собаки неровной раздробленной стаей быстро ушли вперед, а один пес остался. Встрепанный, лохматый с огромными черными глазами, он пристроился около меня, не спеша бежал рядом. Иногда он убегал вперед, потом возвращался и опять трусил рядом, заглядывал в лицо как-то нежно и просительно. Мы миновали парк. Чтобы перейти дорогу, пес, убежавший было вперед, опять дождался нас и перешел вместе с нами не спеша. Мы несколько раз сказали ему, что у нас ничего нет из еды: «Прости дружище!»

Довольно длинный путь преодолели мы втроем и вдруг собака резко ткнула свою мокрую морду мне в руку, заскулила жалостливым голосом и, обернувшись на меня напоследок, убежала вправо по тропинке. «Это он попрощался с тобой», – сказал муж. Почему этот пес выбрал меня, для нас большой секрет, что-то такое было во мне, что было, видимо, ему дорого. Нежность и жалость заполнили мое сердце тогда также, как и сейчас. Это чувство было таким похожим – безысходным и невозможным оказать какую-либо помощь. Прощай, пес. Дай бог тебе мальчик – разносчик пиццы – удачи!

Неумолимое время

– Ксюша, я купила новое платье! – раскосые глаза Ани возбужденно сверкали.

– Ну-ну! Если не новым платьем, то чем же еще мы можем потрясать мир в свои шестьдесят пять лет? – Ксения скептически взирала на лихорадочные движение почти счастливой сестры.

– Нет, ты примерь, примерь…

– С какой стати? Ты купила, я, надеюсь, себе… Ты и примеряй…

– Нет, подожди, ты что, не можешь примерить?

– Нет, я могу…, конечно, но ты купила себе платье, я тут причем…

Ксения отлично знала характер своей родной сестры, откуда в ней кавказские наклонности: подарить все, что понравилось гостю или не гостю, это не имеет значения.

– Ой, какой красивый у тебя шарф, – однажды сказала подруга, Анна тут же сняла его с шеи и насильно вручила оторопевшей женщине.

– Анна Петровна, у вас новые серьги, – пошутила племянница.