Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи

В конечном счете неоднозначен и результат пропагандистско-просветительской работы нескольких поколений музыковедческого сообщества с советской слушательской аудиторией. Очевидно, что смысловая редукция, которой подверглось классическое наследие в целях его непротиворечивого сосуществования с мировоззренческими основами советского общества, привела к известному «опрощению» образа музыкальной классики. И в то же время советская эпоха продемонстрировала, возможно, последний в истории человечества пример наделения академической музыки столь важной социальной функцией, особой значимости классического музыкального наследия для общества, повсеместной распространенности его высочайших достижений. Как было показано, это позволило использовать ее в первую очередь в идеологических целях. Однако в процессе демократизации академической музыки обнаружился и другой ценнейший ее потенциал: музыкальная классика оказалась востребована советской идеологией в контексте концепции «культурности»1952. Имплицитно встроенная в культурный дискурс, но никогда и никем четко не сформулированная, эта концепция тем не менее определяла «политику повседневной жизни», подчиненную задаче «урбанизации» (или «огорожанивания») масс, вовлеченных в процесс индустриализации страны1953. Еще до начала «великого отступления»1954 от раннесоветских ориентиров культурной политики, которое в западной советике принято приурочивать к 1934 году, «происходили быстрые перемены в обиходе, вкусах, манерах – рождались образцы культурной жизни, имитировавшие некоторые черты стиля жизни образованных слоев дореволюционного общества»1955. Применительно к художественной культуре это выразилось в полном восстановлении в правах классического наследия и окончательном отказе от авангарда, ранее отождествлявшегося с «революцией в искусстве». Применительно к культуре музыкальной – в таких частных деталях истории повседневности, как восстановление роли фортепиано и рояля, а с ним и некоторых других инструментов академической традиции в приватном пространстве жизни советского человека, включение в широко распространенный образовательный стандарт профессионального музыкального обучения, особую роль радио в быту, высокий статус таких форм проведения досуга, как посещение концертов и музыкальных театров и т.д. «Идеология культурности была одним из средств интеграции ‘‘низов’’ в систему квазиэлитарных ценностей»1956. К числу таких важнейших и наиболее привычных ценностей относилась классическая музыка как некий отобранный временем корпус художественных текстов, обладающих заведомо уникальным эстетическим качеством и особой идейной глубиной. Классическая музыка, пусть и подвергшаяся количественной и смысловой редукции, действительно стала обязательной частью жизни «культурного советского человека», независимо от его происхождения, воспитания и профессии1957.

Вовлеченная в стратегию культурности музыка, наряду с другими «мягкими инструментами дисциплинирования» (В. Волков) советского гражданина, ненавязчиво выполняла и иную – новую для себя роль: вслед за «идеологизацией интимного», которая была осуществлена на материале музыки ее идеологическими интерпретациями, осуществлялась «интимизация идеологического». Как писали о песенном репертуаре сталинской эпохи, «в мир прежних, более или менее замкнутых индивидуальных эмоций теперь входит тема более глубокого общественного значения»1958. Очевидно, что подобные примеры «обнаруживаются в советской культуре и помимо песенных жанров»1959. Нет сомнений в том, что этот синтез общественного и личного был сформирован и в восприятии массовым советским слушателем классической музыки.

Таким образом, степень утрат и приобретений и самой классики, и советского слушателя в исследованных эдесь процессах вряд ли возможно оценить однозначно, в особенности соотнося их с современным положением академической музыки, явно «пораженной в правах» в российском обществе. Но тогда возникает центральный вопрос, адресованный и настоящему и будущему: какой ценой возможно было бы вернуть ей утраченный социальный статус? И в ответ – «крамольное» предположение, что непреложным условием этого по-прежнему остается описанная здесь в своих фундаментальных чертах мифологизация ее образа – прагматичное «опрощение» в идеологических целях.

Альтернатива неутешительная, но другой история, по-видимому, пока не предложила.

Summary

The present book is the first attempt to reconstruct the reception of classical musical heritage in the Soviet era.