Музыкальная шкатулка Анны Монс

Гулять у нее желания не было, сил вообще не осталось, и Ксюша хотела попросить, чтобы ее оставили в покое, она домой отправится, но потом вспомнила: дом-то ее выгорел. И надо бы заняться ремонтом. И сделать еще что-нибудь, чтобы отвлечься.

– Куда? – спросила она.

– Для начала к подсобке. – Игнат подал ей руку. – Вставай. Вовсе ты не такой заморыш, каким хочешь казаться.

И Ксюша поднялась.

Дверь в подсобку была открыта, человек в сером пиджаке и серой же рубашке крутил головой, словно принюхивался к чему-то.

– Итак, с коробкой ты не угадала, там бумага и только бумага. – Игнат положил руки ей на плечи. – Кстати, на кой нам столько бумаги?

– Уходит быстро… и это еще немного. Вначале было больше.

– Вначале – это когда? Как часто вы ее закупаете?

– Ну… обычно раз в полгода…

– То есть когда это было в предыдущий раз?

Ксюша призадумалась, после всех расспросов в ее голове царила замечательная пустота.

– Февраль, – сказала она. – В начале месяца. Но там не только бумага была… там и ручки, и карандаши, скрепки, клей, корректор, еще линейки и…

– Я понял. – Игнат зачем-то погладил Ксюшино плечо. – Но бумага – это самое тяжелое, верно?

– Да.

– И сгружают ее так, чтобы потом не перетаскивать с места на место?

Естественно. Ксюша бы замаялась, если бы эту гору еще и ворочать пришлось…

– И всякий раз ставят в одно и то же место, верно?

– Да, но… нет! В феврале иначе было! Полочка обвалилась. И еще, наша уборщица жаловалась, что тут не протиснуться, и я решила попробовать поставить бумагу иначе.

– Туда, где она сейчас?

– Да.

– А коробки, которые стояли в том углу…

– Вот, – Ксюша указала на стену. – Но там ничего особого нет… всякая ерунда, старые отчеты, справки. Я хотела их уничтожить… Она там?

– Сейчас узнаем, – отпустив Ксюшу, Игнат снял коробку и безо всякого уважения к содержимому – вдруг бы и правда оказалась там историческая ценность? – перевернул ее.

Газеты, бумаги, мятые тряпки вывалились на пол.

И Ксюша с трудом подавила разочарованный вздох.

– Не торопись. Подумай хорошо. Представь, что ты спрятала здесь очень ценную вещь, которая была получена тобою совершенно незаконным путем. Допустим, спрятала в коробке, куда точно никто не полезет.

Шкатулку? Но почему нельзя было найти место понадежнее?

Нет, в подсобку если и заглядывали, то лишь уборщица, которая дальше полок с моющими средствами не заходила, и – Ксюша. Она настаивала, чтобы дверь запиралась, не потому, что опасалась пропажи чего-то ценного, но порядка ради.

И все-таки…

– Дома – нельзя, да и вообще нежелательно, чтобы эту вещь с тобой связали. Ее ведь будут искать, и, если найдут здесь, вряд ли свяжут с тобой. Вот дом – дело другое, там пространство личное…

Игнат, присев, перебирал листы.

– Ты собиралась выждать некоторое время, убедиться, что ни тебе, ни твоей вещи ничего не угрожает. А потом тихонько ее вынести… но вот незадача: в твоем тайнике – а ты уже считаешь его своим – вдруг случилась перестановка.

И полку с тайником загородили короба бумаги.

– Нет, ты, конечно, можешь придумать что-то, чтобы добраться до своей вещи, но тогда точно привлечешь к себе внимание. И так уже твой интерес к подсобке незамеченным не остался. Видишь ли, рыжая, людям лишь кажется, что они умеют с собой управляться, что никто и никогда не догадается об их маленьких тайнах. Но это неправда. Взгляни.

Разложив мятый листок на колене, Игнат разгладил его локтем и Ксюше протянул.

– Знакомо?

– Отчет…

– Чей?

– Акулины…

Акулина? Ксюша и удивляться-то больше не может.

– У тебя много врагов, точнее, недоброжелателей, – продолжил рассказ Игнат. – Видишь ли, природа одарила тебя препоганым характером, а это не может не сказаться…

– Ты про Стаса говоришь?

– Естественно, – он посмотрел на нее снизу вверх. – Он это все начал, точнее, не он лично, но характер – это такая вещь… его так просто не переделать. Слышала поговорку, что горбатого могила исправит? Вот, аккурат про него. Играл бы честно, глядишь, и остался бы жив.

– И кто его?..

Не Акулина же! И не Виктория Павловна…

– А давай-ка подумаем. Начнем с подруги детства. – Игнат поднялся, а человек в сером присел, собирая разбросанные бумаги. – Как ты думаешь, насколько приятно быть постоянным запасным вариантом? Этакой вечно отложенной любовью? Тут у нас и страсть, и ревность, и обида… Ты ж видела, что обиженная женщина учинить способна.

Это он про свою машину испорченную. А у Эллы поводов обижаться хватало.

– Затем – наша Акулина, – Игнат потряс бумажкой. – Она вроде бы играла роль гордой царицы, которая не снизойдет до мести, но… вряд ли она позабыла о своей разрушенной жизни. И, конечно, она за старым врагом приглядывала. Дальше – наш юный Робин Гуд… его вечно обходили, задевали, раз за разом тыкали его носом в собственную никчемность. А раненое самолюбие – это изрядный мотив. Виктория Павловна…

– И она?!

Ксюша осознала: работу все же пора менять.

– И она… ее любимая дочь уже год как из дому ушла. Вспыхнул страстный роман… угадай, с кем?

А что тут гадать? Только странно, что во всех телефонных разговорах Виктория Павловна ни словом не упомянула о Стасе.