Музыкальные диверсанты

Начальник отдела контроля иностранной литературы М. Добросельская, г. Москва, 15 декабря 1947 г.

Репертуар тут, в общем-то, все тот же, что попадал под запрет и раньше: цыганщина, военные «марши», уличные песенки, сатирические рассказы, ресторанные шлягеры…

Но встречается и нечто иное: песни, воспевающие жизнь заграницей, и даже песни с откровенным антисоветским душком!

Давид Медов (1888–1978)

Да-да! За, казалось бы, безобидным названием «Привет с родины» на пластинке еврейского тенора Давида Медова скрывалась даже не сатира, а прямолинейное обличение жизни в сталинской «сказке»:

Привет вам, России сыны,
Из далекой родной стороны,
Где слезы, рыданья,
Повсюду одни лишь страданья.
Где стонет рабочий народ,
Где от голода мрет хлебород…

Любимица князя Феликса Юсупова певица Вера Смирнова не была столь категорична, но и она явно не отличалась благонадежностью в глазах советских цензоров.

Прощай ты, матушка-Росия,
Прощай, Москва, моя страна,
Прощай, подруга дорогая,
Кто знает, возвращусь ли я?
Прощай, Москва моя родная,
Прощайте, кремлевски купола,
Прощай, прощай, трезвон ты мой родимый,
Кто знает, услышу ль я тебя?..

Вера Смирнова (1890–1975)

Биография Веры Смирновой, как, впрочем, и большинства ее коллег по сцене русского зарубежья, нетривиальна и полна драматических поворотов. Отыщите ее в Интернете, почитайте!

В 1926 году одессит Яков Ядов сочинил нестареющий хит «Бублички». Уже в 1929 году ноты с песенкой были напечатаны в Америке, причем сразу на трех языках: русском, идиш и английском. В Риге безымянный предприимчивый делец наладил выпуск серии песенников под общим названием «Бублички». А вскоре и «король танго» Оскар Строк сочинил продолжение — «Новые бублички», где «несчастная торговка частная» отправлялась в путешествие:

Все трын-трава,
Прощай, далекая советская Москва.
И на мне гулящей, на мне пропащей,
Дорогие шиншиля…

Если в 1929 году одесские «Бублички» уже находились в списках официально запрещенных, то что же говорить об эмигрантских «лакомствах»? С точки зрения советского цензора они просто сочились ядом контрреволюции.

Как подчеркивает лингвист Александр Зеленин в диссертационном исследовании «Язык русской эмигрантской прессы (1919–1939)» [8], «…в 1930-е годы в термине “эмигрант” формируется коннотация (сопутствующее значение. — М. К.) “активный борец с советским режимом”…»

Но ни чиновники Реперткомов ни сами эмигрантские исполнители представить не могли, что все их «белогвардейские» песни, записанные в 1920-1930-х годах, окажутся лишь цветочками по сравнению с теми, что зазвучат в годы Второй мировой войны. Именно тогда песня впервые по-настоящему выступила в роли грозного оружия пропаганды.

Боевыми аккордами: «Огонь!»

Mammu Юpвa

Пристрелка боевыми аккордами произошла во время финской кампании 1939–1940 годов, и дело вновь не обошлось без участия русских эмигрантов.

Финны дали мощный залп первыми. Взяв за основу русскую народную песню «Ехал на ярмарку ухарь купец», композитор Матти Юрва и поэт Тату Пеккаринен придумали бойкую песенку «Нет, Молотофф!», смысл ее, как нетрудно понять, таков:

С веселой песней уходит на войну Иван,
Но, упершись в линию Маннергейма,
Он наминает петь грустную песню,
Как мы это сейчас услышим:
Финляндия, Финляндия,
Туда опять держит путь Иван.
Раз Молотов обещал, что все будет хорошо
И уже завтра в Хельсинки они будут есть мороженое.
Нет, Молотов! Нет, Молотов!
Ты врешь даже больше, чем Бобриков[8]!
Финляндия, Финляндия,
Линия Маннергейма серьезное препятствие,
И когда из Карелии начался страшный артиллерийский огонь,
Он заставил замолчать многих Иванов…