Читаем Музыкальные диверсанты полностью

Музыкальные диверсанты

Пусть вокруг одно глумленье,Клевета и гнетНас, корниловцев, презреньеЧерни не убьет.Верим мы: близка развязкаС чарами врага,Упадет с очей повязка у России, да!Вперед, на бой, вперед на бой, открытый бой…

Как заметила поэтесса из первой волны изгнанников «харбинская Цветаева» Марианна Колосова:

…В стране, где царствовал Ленин,

Было трудно песням звенеть.

Заметка из эмигратской газеты «Возрождение». Париж; 1936

До войны в СССР каждый эмигрант считался врагом. Все созданные бывшими соотечественниками объединения, будь то «Союз инвалидов» или профсоюз русских шоферов такси, не говоря уже о каком-нибудь «Союзе казаков» в официальных бумагах именовались не иначе как «военно-фашистскими организациями», чья деятельность направлена на подрыв, диверсии, свержение… Таким образом, любая активность «недобитых белогвардейцев» в глазах советских властей априори выглядела опасной и деструктивной.

В эстрадном сборнике 1929 года была опубликована серия пародий Михаила Пустынина под заголовком «Как бы написали стихи на тему “Чижик-пыжик” разные поэты». Имитируя стиль «комсомольского трибуна» Александра Безыменского, он писал:

…Это старых дней привычки,Эти штучки безобразны,Чую я, у каждой птичкиОблик мелкобуржуазный.Не люблю я, в общем, птицу.Птица каждый год злодейскиУлетает заграницу,В гнусный край белогвардейский…В край, где белым жить приятно,В край фашистов и Антанты…Не пускать весной обратноЭтих птичьих эмигрантов!..

Неудивительно, что при таких настроениях надзирающие инстанции относились к ввозу грампластинок из-за рубежа крайне настороженно. В 1927 году артист балета Большого театра Н. А. Александров отправился на гастроли во Францию. На таможне у него было конфисковано несколько десятков разнообразных грампластинок, в основном с танцами. В общем-то неудивительно, что в чарльстоне, фокстроте или вальсе-бостоне стражи границы усмотрели «элементы буржуазного разложения», но чем им не угодил «Украинский гопак», сказать трудно. Не иначе сыграли популярную мелодию музыканты-эмигранты. Тщетно артист пытался добиться выдачи ему грампластинок, поскольку они нужны ему «для профессиональной работы как артиста балета». В ответ на жалобу в ленинградское отделение Гублита (видимо, Александров въезжал в СССР морем) ему сообщили: «По сведениям, полученным из ОГПУ, грампластинки <…> уничтожены, как запрещенные к ввозу в пределы СССР».

<p>«Не подлежит разглашению»</p>

Надежда Плевицкая и Николай Скоблин. Париж, 1930-е

Год от года режим в Советском Союзе становился все строже. Во времена нэпа люди (пусть и не без бюрократических проблем) могли выезжать заграницу туристами, на лечение и даже на работу. В Париже побывал с семьей Леонид Утесов, а Изабелла Юрьева, Клара Милич и Наталья Тамара даже выступали там в русских кабаре. Вплоть до 1936 года граждане за 500 золотых рублей имели возможность купить в Торгсине заграничный паспорт и выехать за рубеж. Сумма была, конечно, непомерная, но все-таки шанс имелся.

К концу тридцатых железный занавес надолго захлопнулся. Большинство примет старого мира было начисто стерто из повседневности, и лишь песня слабым эхом продолжала звучать в обступающих гранитных скалах реальности. В первое время после Октября 1917-го из-за границы привозили в основном пластинки, где былые кумиры заново перепевали свои старые хиты, но порой звучали там и незнакомые прежде нотки. Так, едва оказавшись на Западе, в 1922 году любимица Николая II Надеэвда Плевицкая записывает в Берлине пластинку с песней на стихи Филарета Чернова, ставшей неофициальным гимном Белой эмиграции:

Замело тебя снегом, Россия,Запуржило седою пургойИ холодный ветры степныеПанихиды поют над тобой.Ни пути, ни следа по равнинам,По сугробам безбрежных снеговНе добраться к родимым святыням,Не услышать родных голосов.Замела, замела, схоронилаВсё святое, родное пурга.Ты слепая жестокая сила,Вы как смерть, неживые снега…

О Плевицкой и ее коронной песне в своей мемуарной трилогии «Я унес Россию» вспоминал писатель Роман Гуль [6]:

Перейти на страницу: