Музыкальные диверсанты

Программы стали выходить в эфир регулярно, два раза в неделю и, как сказали бы сегодня, в прайм-тайм. Но его главной «фишкой» оказался дар к имитации. Голосом Сталина Блюменталь-Тамарин зачитывал Фальсифицированные указы советского правительства. Такие речи транслировались на оккупированных территориях СССР.

В. Л. Блюменталь-Тамарин во время войны

Узнав об этом, 27 марта 1942 года Военная коллегия Верховного суда СССР заочно приговорила его к смертной казни. Поговаривают, что как Гитлер мечтал отрезать язык Левитану, так Сталин лелеял мысль расправиться с Тамариным.

24 мая 1942 года артист выступил с первым сольным концертом в Берлине. Впоследствии его выступления в столице Третьего рейха стали регулярными. Помимо демонстрации различных сценок из популярных пьес он, как сообщала реклама, «перед началом спектакля читал реферат “Искусство и большевики”».

С приближением советских войск «пародист» перебрался в Кенигсберг, а затем в пригород Берлина.

10 мая 1945 года он был убит в Германии «при невыясненных обстоятельствах». Согласно основной версии, сделал это внедренный в РОА в ходе спецоперации советских спецслужб «Ринг», племянник жены Блюменталь-Тамарина Игорь Миклашевский (сын актрисы Августы Миклашевской, последней любви Есенина). Тем, кто интересуется загадками истории, я искренне советую посмотреть документальный фильм телеканала «Звезда» из цикла «Предатели».

Несмотря на задокументированные факты сотрудничества с нацистами, В. А. Блюменталь-Тамарин, как и многие его «сотоварищи», был, согласно статье 5 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» от 3 сентября 1993 года № 5698-1, реабилитирован. И придраться тут формально не к чему, ведь документ гласит:

«Признаются не содержащими общественной опасности нижеперечисленные деяния и реабилитируются независимо от фактической обоснованности обвинения лица, осужденные за:

а) антисоветскую агитацию и пропаганду; б) распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный или общественный строй».

Но вернемся к судьбам представителей вокального жанра.

Судьбу Ивана Жадана в чем-то повторили и другие известные в СССР оперные певцы.

Артист Ленинградского театра оперы и балеты имени Кирова Николай Константинович Печковский в августе 1941 года отправился в поселок Карташевская — в 55 км от Ленинграда, — чтобы привезти жившую На Даче мать, с которой собирался отправиться в эвакуацию. Через несколько часов после его приезда немцам удалось прорвать фронт, и Картащевская оказалась в тылу врага. Всякая связь с Ленинградом прекратись. Когда надежда на скорое освобождение не оправдалась, а продукты закончились, певец был вынужден находить средства для существования единственно возможным для него способом — пением. Сначала он выступал перед местным населением, затем, когда о его нахождении на оккупированной территории стало известно немецким властям, они включили его в концертную группу, назначили солдатский паек и разрешили официально выступать с концертами.

Один из самых популярных советских артистов 1930-х годов, народный артист РСФСР, кавалер ордена Ленина Н. К Печковский (1896–1966) в годы войны пел для немцев и жителей оккупированных территорий

Печковский гастролировал в Луге, Пскове, Нарве, Таллине, Риге. Выезжал в Вену и Прагу. Пел и в лагерях для советских военнопленных.

Спецкор берлинского «Нового слова» (от 16.09.1942) сообщал о выступлениях в Пскове «крупного деятеля искусства… не пожелавшего оставаться с красной ордой и оставшегося в лагере, ведущих непримиримую борьбу с кремлевским Чингис-Ханом, поработителем России».

«Я рад служить своему народу и его освободителям — германским воинам», — прямо заявил Николай Константинович.

Далее в заметке говорилось, что пока радостный Печковский «неустанно объезжает освобожденные города… стремясь обслужить как можно больший круг русского населения и немецких солдат», советская газета «Ленинградская правда» официально заявила о том, что артист был повешен немцами.

«Эта инсценировка понадобилась большевикам для того, чтобы запугать многих деятелей наук и искусства, готовых при удобном случае бежать из советского “рая”», — заключал автор публикации.