Музыкальные диверсанты

Первый переводчик песен Высоцкого на английский коллекционер Миша Аллен (1911–2001) вместе со своим кумиром. Торонто, 11 апреля 1979.

Фото из архива Марка Цибульского

Магнитофонов тогда практически не было. Заинтригованный Миша принялся все тщательно заносить в тетради и собрал довольно внушительную коллекцию.

Когда «рекорд-машины» стали доступны каждому, Аллен столь же истово принялся собирать магнитиздат. Уже в начале шестидесятых всеми правдами и неправдами он выискивает пленки с записями первых советских бардов.

Он ценил и любил их всех: Окуджаву, Галича, Ножкина, но Высоцкий сразил его буквально наповал.

С подачи Миши летом 1968 года в «Новом Русском слове» был напечатан первый материал о Высоцком. По незнанию издатели ошиблись с именем и назвали его Виктором, но тем не менее опубликовали несколько текстов, расшифрованных с фонограмм.

Зимой 1970 года в приложении к газете «Оюб энд Мэйл» вышли четыре песни Владимира Высоцкого в английских переводах Миши Аллена. Ими стали ранние вещи поэта: «ЗеКа Васильев и Петров ЗеКа, «Уголовный кодекс», «Свой первый срок я выдержать не смог» и не принадлежащая Высоцкому «Рано утром проснешься…». Вслед за этим последовали десятки статей в русских эмигрантских и западных СМИ.

В журнале «Тайм» (сентябрь 1970) выходит его статья «Музыка инакомыслия», где автор так объяснял западному читателю происходящее:

Распространенная в России практика samizdat-a (само-издания) хорошо известна на Западе. Посредством самиздата русские бесконечно перепечатывают и нелегально распространяют произведения таких запрещенных русских писателей, как, например, Александр Солженицын. При всевозрастающей доступности магнитофонов другая практика, именуемая magnitizdat (издание с помощью магнитофона), становится даже более популярной, чем самиздат. С помощью магнитиздата артисты записывают песни, неприемлемые для официального распространения. Записи затем переходят из рук в руки со скоростью молнии, поскольку каждый делает копии для своих друзей.

В отличие от самиздата, который запрещен, магнитиздат не был объявлен противозаконным… Все же… советские власти на деле вовсе не восхищены этой тенденцией. Недавно советскими таможенниками были конфискованы записи, приобретенные в России несколькими западными туристами. Правительство также попыталось отвлечь внимание народа от острых новых баллад с помощью переиздания на пластинках старых любимых песен, таких как дореволюционные цыганские напевы, которые до последнего времени осуждались как декадентские…

В очерке «Советские трубадуры» («Русская мысль», декабрь 1971) Аллен копает еще глубже:

…Новое поколение бардов в своих сатирических балладах отражает полное цинизма отношение жителей России к образу своей жизни, к насаждаемой путем притеснений и преследований со стороны власти идеологии. Современный трубадур уже не удовлетворяется прямым контактом с аудиторией, будь то в небольшом кафе, на квартире у друзей во время вечеринки или просто в пивной, — нет, сын XX века, он использует современное средство техники — магнитофон.

Не будет преувеличением сказать, что из всех достижений электроники, появившихся в советской России за последние двадцать лет, самое большое влияние на жизнь интеллигенции и студенчества оказал именно он — магнитофон. Он позволил расширить аудиторию до невероятных размеров и сделать достоянием масс те произведения, которые в рукописях доходили лишь до незначительного числа читателей. Ленты легко переписать, и этот способ размножения позволяет успешно избегать цензуры, которая была бы обязательна при изготовлении граммофонных пластинок.

Магнитофонные ленты позволяют заглянуть в советскую действительность гораздо глубже и увидеть многое из того, что тщательно и успешно скрывается в официально поощряемом советском искусстве и прессе. Песни, записанные на магнитофонных лентах, доносят до нас живые голоса с самого «дна» советской жизни. В них поется о тиранической бюрократии, которая заставляет советских людей возвеличивать предавших их вождей и клясться в верности идеям, в которые они не верят.

<…> Новое поколение трубадуров разоблачает миф о «новом» советском человеке очень эффективно. Поэтому они и навлекают на себя гнев «вышестоящих инстанций».

Узник — этот образ был всегда дорог русскому сердцу. Вне зависимости от совершенного преступления, заключенный вызывал сострадание. Это отношение не изменилось и после падения царизма. Ярким доказательством тому является популярность записанных на магнитофонные ленты песен целой плеяды поэтов, никогда не печатавшихся и никоим образом не одобряемых властью.

Художественное достоинство этих произведений иногда невелико. Но не это главное. Значение этих песен — в их искренности и подлинности, как документов, отражающих самые сокровенные чувства советской молодежи.