Музыкант и модель

Она в растерянности присела на край кровати: все идет как обычно, у нее начинаются каникулы, похожие на все предыдущие. А Дэвид здесь, в Лондоне, стал еще более далеким. Поверить в то, что он рядом, что они дышат одним и тем же холодным воздухом и на них дует один и тот же промозглый ветер, невозможно. Здесь легче представить Тони, чем Дэвида. Дэвиду пристало покорять средиземноморские вершины, а не лениво вышагивать по лондонским улицам.

«Молния» на сумке с визгом раскрылась: любимые джинсы, два вечерних платья, шелковый сарафан – а вдруг лондонский климат сжалится над ней? – футболки, косметика и тот самый светлый костюм, сохраненный как сувенир… Люсия развернула пакет, полюбовалась: к этой ткани прикасались его пальцы – и положила костюм на самое дно сумки. В дверь постучали. Она бросила сумку в шкаф и открыла дверь. Дэннис, в щегольском полосатом костюмчике, видимо, собирался нарушить ее уединение.

– Мы с Брэндоном хотели бы отправиться в Трокадеро. Мама велела спросить, не составишь ли ты нам компанию. – Он, казалось, сейчас лопнет от важности. Конечно же, это выдумка маленьких негодяев! Эйприл не стала бы навязывать ей детей сразу же после приезда.

– Извини, дорогой, я хотела бы отдохнуть.

– Мы могли бы отдохнуть вместе. Всем известно, что отдых должен быть активным, а ты сидишь здесь без движения.

– Может, я бегаю по комнате, откуда ты знаешь! – Люсия начинала злиться: исполненный важности ребенок не давал ей сосредоточиться на собственных мыслях.

– Если бы ты бегала, то мы бы слышали стук твоих подошв, – с умным видом заявил Дэннис.

– Дэннис, извини, я погуляю с вами завтра. И вообще, нехорошо подслушивать.

– Я не подслушиваю. Но когда, например, мама делает зарядку, это слышно из коридора. Кроме того, мы еще не преподнесли тебе главный сюрприз.

– Какой еще сюрприз? Знаю я ваши сюрпризы! Люсия приготовилась закрыть дверь, но за углом что-то странно заерзало по полу, послышалось тихое скуление. Дэннис больше не мог сдерживаться и рассмеялся. Из-за стены выкатился Брэндон с толстой таксой на поводке. Животное, расползаясь на гладком полу, облаяло девушку, но тут же завиляло хвостом. Сердиться на эту троицу больше было невозможно, и Люсия поняла, что ей не миновать Трокадеро. Через полчаса, взбодрившись под прохладным душем и одевшись потеплее, она уже выходила на улицу. Эйприл, успевшая привыкнуть к выходкам своих близнецов, тем не менее удивилась, как это им удалось уговорить Люсию. Всем было весело, только шоколадный Бобби никак не хотел оставаться один, и в его глазах отражалась нечеловеческая грусть. Увидеть вновь своих неразличимых и неразлучных хозяев щенку довелось только поздним вечером.

Когда за окном все слилось в однородную черноту, Люсия легла в постель, натянула на себя одеяло, включила настенную лампу в виде лилии – новое приобретение Эйприл, написала несколько фраз в тетрадь и, спрятав ее под подушку, попыталась уснуть. Она ужасно устала: самолет, расспросы, переживания, а потом – все эти бесконечные «стрелялки» и «леталки», кабины пилота и лампочки Фэстера… Даже в детстве ей не нравились аттракционы – искусственное веселье. Впрочем, немного поразмыслив, она поняла, что эти забавы не лишены достоинств, так как напрочь убивают трагизм. Еще вчера для нее представляли интерес только его номер телефона, его возможная реакция на звонок. Сейчас же спокойное пребывание в доме отца возымело цену, стало претендовать на то, чтобы тоже называться жизнью наравне с израильскими романтическими приключениями. Она достала кольцо с изумрудом, зажала его в кулачке, положила руку под голову и заснула. Любимое с детства море представилось ей иссиня-зеленым камнем, который кто-то неведомый и всемогущий держит у себя на ладони.

* * *

Еще несколько дней, напичканных семейными трапезами, прогулками с Бобби и незримой войной с близнецами, превратили ожидание чуда в крохотную, слабую надежду. Люсия пролистывала все журналы с объявлениями о концертах, прислушивалась к телефонным разговорам Филиппа – не упомянет ли он имя Дэвида? – но тщетно. Маковски словно исчез с лица земли, будто его известность ограничивалась территорией Израиля. Но почему и ей самой оказалось так просто уйти в затишье? Да, конечно, лучше не иметь чего-то и мечтать о приобретении, чем знать, что не будешь иметь никогда. Возможно, его нет в городе, возможно, к телефону подойдет Лиз и, что страшнее всего, узнает ее голос. Тогда все пропало. Лиз может устроить скандал, может запретить ей звонить, может дать знать Филиппу. Но что дороже: любовь или репутация? Ни одну минуту она не колебалась бы, зная, что нужна Дэвиду и что он не может с ней только потому, что стеснен семейными узами. Но вдруг выяснится, что он просто забыл о ней?