же не личное, а «профессионально-деловое». Это – стопроцентное
подтверждение тому, что и Юдина, и ее корреспондент
Люблинский были в курсе сплетни.
Интересно, что существовало
Люблинскому, где тоже шла речь о Локшине и о его Реквиеме.
Письмо это
А вот реакция адресата Юдиной – Люблинского – на полученные
им известия о моем отце сохранилась (письмо от 12 марта 1961 г.)
[4]:
«О Реквиеме [Локшина] Вы писали – И ЭТО ОЧЕНЬ
НЕОЖИДАННО И ДЛЯ МЕНЯ, НО ПРИТОМ И НЕПОНЯТНО
[выделено мной – А.Л.].»
Слова Люблинского представляются мне как раз очень понятной и
предсказуемой реакцией интеллигента: Локшина с трех сторон
обвиняют люди, прошедшие лагеря – о чем вообще может быть
разговор?
Но ведь Юдина и сама – тоже в свое время поверила в виновность
отца, их отношения были разорваны в 56 году. Что же заставило
Юдину написать моему отцу «профессионально-деловое»
письмецо и тем самым создать повод для встречи?
Думаю, что дело здесь не в Малере, а в Шостаковиче, который
а) будучи в это время первым секретарем Союза композиторов,
знал всех имевшихся в упомянутом Союзе стукачей;
б) в отличие от прочих интеллигентов понимал, что музыка и ее
сочинитель составляют одно целое.
Шостакович, как я полагаю, и убедил Юдину в невиновности
моего отца.
[1] История эта напомнила мне необъяснимую пропажу (случившуюся
после смерти М.В. Юдиной) всех транскрипций для фортепиано
сочинений Брамса и Малера, которые делал для нее мой отец, и которые
она включала в свои концертные программы. (По свидетельству
Г.И. Семе-нова,
[2] Письмо это впервые было опубликовано А.М. Кузнецовым в журнале
«Звезда», №9, 1999, с.175-176.
[3] Юдина М.В. Переписка 1959–1961 гг. – М.: РОССПЭН , 2009, с. 490.
[4] См. там же.
Глава II. ЛОГИКА В НЕПРАВИЛЬНОМ МИРЕ
1. О ДОВЕРЧИВОСТИ
Моя цель – представить читателю небольшую коллекцию случаев
выдающейся доверчивости, разбросанных по мировой мемуарной
литературе. Ни на какую систематичность я при этом не
претендую.
1.1. Вот что писала Лидия Чуковская 27 сентября 1956 года в
своих «Записках об Анне Ахматовой»[1]:
<<Потом, накануне отъезда Анны Андреевны в Ленинград, я
встретилась с ней у Наташи Ильиной, и Анна Андреевна
рассказала нам о блестящем светском собрании на даче
[Пастернака]: до обеда Рихтер, после обеда – Юдина, потом читал
стихи хозяин.
– Недурно, – сказала я.
– А я там очень устала, – ответила Анна Андреевна. – Мне там
было неприятно, тяжко. Устала от непонятности его отношений с
женою: «мамочка, мамочка». Если бы эти нежности с Зиной
означали разрыв с той <…> так ведь нет же! и ничего не понять…
Устала и от богатства. Устала от того, что никак было не
догадаться: кто здесь сегодня стучит? [выделено мной – А.Л.] >>
Мрачный юмор Ахматовой удается вполне оценить, только
прочитав воспоминания Михаила Ардова [2]:
<<Мне вспоминается такая сценка. В нашей столовой довольно
много людей – Ахматова, мои родители, Лев Никулин с женой –
актрисой Малого театра Е.И. Рогожиной. Екатерина Ивановна
хотела что-то сказать о Наталии Иосифовне Ильиной, но при этом
забыла ее фамилию:
– Эта, ну как ее ?... Из Шанхая… Штабс-капитан Рыбников…
Реплика эта имела бурный успех, мы все знали и любили
одноименный рассказ. Как помним, купринский герой был
шпионом, приехавшим с Дальнего Востока, но и прибывшая из тех
же мест Ильина, по мнению некоторых людей, была секретным
сотрудником Лубянки. Среди тех, кто вполне разделял это мнение,
была Ахматова. <…> С того самого дня, когда Рогожина сравнила
Ильину с купринским героем, Штабс стало ее тайным прозвищем
и прочно вошло в лексикон Анны Андреевны. >>
На мой взгляд, из текста «Записок» видно, что Л.К. Чуков-ская ни
о чем ТАКОМ не подозревала. (См., например, ее запись от 19
декабря 1958 года.) И это – не мелкая деталь! Наталия Ильина –
известная писательница, важное действующее лицо в книге
Л.К. Чуковской. (Имеет ли сюда какое-то отношение описанный
В. Фромером [3] спор Анатолия Якобсона с Л.К. Чуковской, мне
неизвестно.)
1.2. Перейду к другому необычайному примеру. Это –
характеристика, данная молодым декабристом Вадковским
провокатору Шервуду-Верному [4]:
<<Вот как я понимаю этого человека [т.е. Шервуда-Верного]
теперь, когда я уже знаю его. По характеру он англичанин.
Непоколебимой воли, олицетворенная честь, он тверд в своих