Музыкофилия

В конце 2006 года Перец познакомила меня с Д.Л., интеллигентной моложавой женщиной семидесяти шести лет, которая никогда в жизни не слышала музыку, хотя прекрасно слышала, различала, запоминала другие звуки и даже получала от этого некоторое удовольствие. Миссис Л. вспоминала, что, когда она ходила в детский сад, детей как-то попросили спеть свои имена, как в песенке «Меня зовут Мэри Адамс». Миссис Л. не смогла этого сделать, она даже не поняла, что значит спеть; мало того, она не могла понять, что делают другие дети. Во втором или третьем классе школы однажды было занятие, на котором надо было узнать пять музыкальных пьес, включая увертюру к «Вильгельму Теллю». «Я не смогла сказать, какую именно пьесу играли». Когда об этом узнал ее отец, он достал проигрыватель и пластинки со всеми пятью произведениями. Он проигрывал их много раз, вспоминала миссис Л., но все было напрасно. Отец подарил дочери игрушечное пианино и ксилофон с пронумерованными пластинками, и она выучилась по цифрам играть «У Мэри был ягненочек» и «Братец Жак», но самой девочке казалось, что она не производит ничего, кроме какого-то шума. Когда те же песенки играли другие, миссис Л. не могла понять, делали ли они ошибки, а свои ошибки она воспринимала не на слух, а чисто механически – как неправильные движения пальцев.

Миссис Л. росла в музыкальной семье, где все играли на каких-нибудь инструментах, а мать все время спрашивала дочь, почему она не любит музыку, как другие девочки. Один друг семьи, специалист по обучению, провел тестирование музыкального слуха девочки. Он попросил Д.Л. вставать, если сыгранная нота была выше предыдущей, и садиться, если сыгранная нота была ниже. Но и этот тест девочка не прошла. «Я не могла решить, какая нота выше, а какая ниже», – рассказывала она.

Когда Д.Л. была маленькой, ей сказали, что у нее очень монотонный голос и что она читает стихи без всякого выражения. Одна учительница вызвалась заниматься с ней, чтобы научить драматической выразительности, и преуспела в этом начинании. Во всяком случае, я не заметил никаких аномалий в речи Д.Л. Она очень тепло отзывалась о Байроне и сэре Вальтере Скотте, а когда я попросил ее, с чувством и выражением прочитала длинный кусок из «Песни последнего менестреля». Д.Л. очень любила стихи и драматические спектакли. Она без труда распознавала человеческие голоса, так же как и все прочие немузыкальные звуки – текущей воды, ветра, автомобильные сигналы и лай собак[40].

В детстве и юности Д.Л. любила чечетку, очень хорошо ее танцевала и могла даже станцевать чечетку на коньках. Она говорила, что была «дитя улицы» и любила устраивать целые представления вместе с другими уличными детьми. Следовательно, Д.Л. обладала хорошим чувством ритма (она и сегодня любит ритмическую аэробику), но, если к ритму прибавляется музыкальное сопровождение, оно путает миссис Л. и мешает ей танцевать. Когда я карандашом начал выстукивать простые ритмы – например, вступление к Пятой симфонии Бетховена или кусочки азбуки Морзе, – миссис Л. без труда повторяла ритм. Но если ритм вплетался в сложную мелодию, она затруднялась повторить ритм, так как он терялся за шумом, каковым ей представлялась музыка.

В младших классах школы миссис Л. полюбила военные песни (это было в середине сороковых). «Я узнавала их по словам, – рассказывала она. – Со словами всякая песня хороша». Отец, воодушевившись, купил ей множество пластинок с военными песнями, но, как вспоминала миссис Л., если песню сопровождал оркестр, она начинала сходить с ума. Эти звуки наваливались на нее со всех сторон, захлестывали и подавляли, как ужасный шум.

Люди часто спрашивали у миссис Л., что она слышит, когда играет музыка, и она отвечала: «Если вы придете ко мне на кухню и начнете швырять на пол кастрюли и сковородки, то услышите то же, что слышу я, когда играет музыка». Потом она сказала, что особенно чувствительна к высоким нотам, и если бы она пошла в оперу, то все звуки показались бы ей страшным визгом.

«Я не узнавала «Звездное знамя», и мне приходилось ждать, когда все встанут». Не узнавала она и «Happy Birthday to You», несмотря на то что, будучи учительницей, ставила запись этой песни на проигрыватель, по меньшей мере, тридцать раз в году, в дни рождения учеников.

Когда Д.Л. училась в колледже, один из преподавателей провел тестирование слуха у студентов. Обследовав миссис Л., он удивился: «Неужели вы вообще не воспринимаете музыку?» Учась в колледже, Д.Л. начала встречаться с кавалерами. «Я побывала на всех этих мюзиклах, – сказала она, – включая «Оклахому». Мой отец выдавил из себя целых девяносто центов на билет в партер». Она высиживала мюзиклы, неплохо их перенося. Лучше всего было, когда пел один человек и не брал слишком высоких нот.