MW-08-09

В истории искусства оригинальность и исключительность этого англичанина производят буквально шокирующее впечатление. Тёрнер - это был единственный человек, который, собственно, не писал красками. Он оставил более трёхсот картин и почти двадцать тысяч рисунков и акварелей. Когда же глядишь на его масло и "watercolours", то видишь, что он писал настроениями, впечатлениями, стихиями, временами дня и состояниями атмосферы. Его краски - это дождь, туман, тень, водный пар, пена, пламя пожара, состояния небес и солнца, тепло и холод, а еще грусть и ностальгия. Это единственная в мире коллекция произведений, которых невозможно описать напрямую, поскольку, хоть они и представляют нам некоторые аспекты действи­тельности, но способами, обладающими собственными измерениями, настолько по-импрессионистски, что весь последующий, истинный импрессионизм становится по сравнению с ними банальным математическим примерчиком.

С возрастом Тёрнер все далее уходил от описательности к живописи нерегистрируемых большинством органов чувств впечатлений, до тех пор, пока в самом конце, увлеченный "Теорией цвета" ("Farbenlehre") Гёте, старался уже представлять характер света в рассеивающем воздухе (картины "Свет и цвет", "Тень и мрак" и другие). Земля, небо, воздух, вместе с пронизывающим их светом и меланхолией, слились у него в единое романтичное землетрясение, по отношению к которому в зрителе рождается чувство общения с чем-то невысказанно неуловимым и растворяющимся будто запах. Кажется, что материя здесь расстреливается на прозрачные атомы. Истинное волшебство!

В цикле картин "Пожар лондонского парламента" героем становится не сам факт, довольно-таки по­трясающий, но естество огня, разлившегося по всему небу. В пейзажах Тёрнера царствуют не горы, долины, замки и мосты над пропастями, но атмосфера, которую, в большей мере, чувствуешь кожей, чем воспринима­ешь глазами. Хватаешься за перо, пытаясь зафиксировать это на бумаге и... всё расплывается. Ты уже совер­шенно теряешь понимание того, что реально, а что нет, и чем сильнее будешь заставлять себя делать описа­ние, тем большую пустоту уловишь, в тем большую окунешься банальность, поверхностность, не передающую сути вещей. Необходимо какое-то счастливое стечение обстоятельств и аллюзий, краткая молния которого осветит тебе путь. Именно так, как случилось со мною перед тёрнеровским изображением путешествия "Temeraire" до Хило.

"Temeraire" ("Дерзкий"), влекомый паровым буксиром на смерть. На этой картине "Temeraire", ли­шенный парусов, с нагими обрубками мачт и рей, совершенно не дерзок - это труп, который волочат на свалку умирающей эры. Дерзок здесь буксир, символ начинающейся эпохи - эры железа, машин и густого дыма из труб, перед которыми мачты должны были уступить. Уходит нечто большое и прекрасное, а нарождается что-то более эффективное, но гадкое. Так появляется ностальгия, без которой - как я уже объяснялся в зале VI - нет и романтичности.

Ностальгия, это греческое слово, проникшее и в французский язык, первоначально означавшее тоску по родине. Она в равной степени как эстетика, например, является элементом развитой культуры, и вместе с тем - одной из психомоторных сил, заложенных в человеке. К наиболее сильным проявлениям ностальгии принадлежит тоска по прошлому. Дело в том, что современность предстаёт перед нами стихией хаотичных и лишенных из-за своей близости красок событий, вызывая у многих людей отказ вложения личной энергии и эмоций в этот хаос, в то время, как прошлое состоит из явлений давным-давно отсеянных, тем самым более легких и привлекательных в восприятии.

Миражи прошлого заключены в каждом из нас. В то время, как жизнь форсированно ускоряется и ста­новится более машинной, а всеприсутствующие тяготы каждодневного существования догоняют нас даже тогда, когда мы пытаемся сбежать от них в "отпускные парадизы", единственным, ничем и никем не сдержи­ваемым, становится бегство в прошлое. Только вот мало кому из людей удается позволить себе напечатать билет в самую сердцевину прошедшего - для этого следует быть на "ты" с историей, искусством, литературой и собственным воображением, более того, ими следует упиваться, даже допьяна, орать пьяные песенки и ша­таться в любовных объятиях. Тем же, кто на это неспособен, билеты продают хамовитые, дирижирующие массовой культурой "шоумены", штампующие дешевейшие "ретро"-зрелища.