В раздевалке я снимаю снарягу гораздо быстрее, чем надевал. Слышу шум в коридоре, и у меня падает сердце. Просто прекрасно. Видимо, Фрэнк предоставил прессе неограниченный доступ. К сожалению, выход в раздевалке только один – через дверь, за которой, наверное, стоит стена репортеров.
Когда я осторожно подкрадываюсь к двери, Томилсон бросает на меня сочувственный взгляд.
– Просто маши и улыбайся, – советует Эриксон.
– Выдай им королеву Елизавету, – подключается Луко. Под всеобщее ржание он медленно поднимает ладонь и неестественно машет ей, как члены британской королевской семьи.
– Не понял, ты назвал меня королевой? – едко осведомляюсь я.
Улыбка слетает с физиономии Луко.
– Н-нет! Я…
– Мужик, я шучу. Честное слово. – Черт. У меня не было времени пораскинуть мозгами и понять, что именно я хочу сказать этим парням. – Меня не так-то легко оскорбить. И просто на всякий случай – знайте, уродцы, что вы все не в моем вкусе. Кроме, разве что, Эриксона. Но я отказываюсь быть его утешительным трахом.
Эриксон фыркает, и я наконец выхожу в коридор. В тот самый момент, когда тренер Харви делает заявление, от которого мои глаза лезут на лоб.
– Если быть геем значит обладать мастерством Райана Весли, то я буду не против, если такими, как он, станут все мои игроки.
Все в коридоре начинают улыбаться и хмыкать, но когда пресса замечает меня, смех превращается в выкрики.
–
Я собирался бубнить «без комментариев» до тех пор, пока у этих слов не потеряется смысл, но после того, как мой тренер меня поддержал (пусть и достаточно своеобразно), я не могу оставить последний вопрос без ответа.
– Хэл Харви – лучший тренер, для которого я когда-либо вставал на коньки, – хрипло говорю я. – И я надеюсь давать ему повод для гордости во всех предстоящих сезонах.
Меня осыпают градом новых вопросов, но я сказал все, что хотел, и потому втягиваю голову в плечи и начинаю проталкиваться сквозь толпу. На парковке тоже дежурят машины прессы и журналисты, но я не отвечаю и им, торопливо снимаю блокировку с дверей своего внедорожника и сажусь внутрь. Боже, спасибо тебе за тонированные стекла. Камеры, наверное, успели запечатлеть, как я ныряю в салон, но, будем надеяться, что никому не видно, как я провожу ладонями по лицу и издаю измученный стон.
Через минуту я выезжаю с парковки, и тут мой Bluetooth оживает, принимая звонок. На экране горит имя Фрэнка.
Я жму на кнопку отмены у себя на руле. Телефон звонит снова, и я чуть не выдергиваю руль из гнезда. Блядь, можно меня хоть на секунду оставить в покое?
Стоп. Это не Фрэнк. На экране высвечивается имя Синди, матери Джейми. Расслабившись, я немедленно отвечаю.
– Привет, милый, – произносит она, и тепло ее голоса согревает машину сильней, чем включенная печка. – Я только что говорила с Джейми, и он сказал, что сегодня его не выпишут. Он бы позвонил тебе сам, но думал, что у тебя еще тренировка.
На меня обрушивается разочарование. А я-то надеялся, что сегодня его отпустят домой… Одно хорошо: Фрэнк теперь не сможет уговорить меня полететь вечером в Тампу. Пока Джейми в больнице, мой единственный пункт назначения – его палата.
– Тренировка только что кончилась. Я сейчас еду в больницу.
– Джейми сказал, ты собираешься пропустить завтрашнюю игру. – Я слышу в ее голосе беспокойство.
– Да. И следующую, и может, еще одну после нее. – К черту Фрэнка и его чушь.
– Райан…
– Пока Джейми на все сто процентов не будет здоров, я не сяду ни в один самолет, – заявляю я твердо.
–
–
Синди вздыхает.
– Ладно. Только давай не будем принимать поспешных решений, пока Джейми не выпишут.
Включив поворотник, я поворачиваю направо, к выезду на шоссе. Сейчас еще рано, и пробок быть не должно.
– Я позвоню, как только станет понятно, когда его отпустят домой.
– Спасибо, дорогой. Когда увидишься с Джейми, передай, что у него теперь есть племянница. Лилак родилась около часа назад. Девять фунтов, две унции.
– Вау. Мои поздравления, бабушка! Но… Лилак?
– Тэмми накачали медикаментами.
– О. И… Синди? Спасибо за то, что вы сказали вчера.
– А что я сказала? – невинно спрашивает она.
– Ту мантру, – напоминаю я. –
Из колонок выскакивает смешок.
– А. Да я просто придумала эту хрень на ходу, потому что она была нужна тебе, дорогой.