Мы

Хотел попрощаться минетом, но ты спал так крепко, что я не решился тебя разбудить. Как приземлюсь в Нэшвилле, позвоню. Если что-то понадобится, Блейк на диване. Джесс приедет в одиннадцать. Люблю тебя. В.

Знакомые каракули успокаивают меня, а вот сами слова… Мне не нужна никакая сиделка. Тем более две. Выбраться из кровати, одеться и пойти на утреннюю тренировку – вот, что мне надо.

Черт побери, на меня рассчитывает много людей. Брэддок, может, и отпустил меня на неделю (точнее, на неопределенное время, пока мне «не станет получше»), но я ни за что не стану пропускать работу так долго. Через несколько недель у нас важный турнир. Детям нужно готовиться. Моему вратарю нужно готовиться. Меня плохо от мысли, что из-за моего дурацкого кашля с Данлопом может работать кто-то другой, и…

Я чуть не выкашливаю себе легкие, когда пробую сесть. Блядь. У меня слезятся глаза, грудь болит, и я кашляю так отчаянно, что боюсь, как бы не сломать себе ребра.

В коридоре грохочут шаги, и через миг в дверях появляется Блейк – со всклокоченной шевелюрой и в боксерах в клеточку.

– Иисусе! Как ты, Джей-бомб? – гремит он. – Что принести? Таблеток? Воды?

Переживая очередной приступ дикого кашля, я сверлю его взглядом, а когда он подходит поближе, взмахиваю рукой и давлюсь:

– Я в норме.

Его зеленые глаза шокировано округляются.

– В какой еще норме? У тебя такой вид, словно ты в любую секунду отбросишь коньки. Я звоню Весли!

К счастью, в этот момент мой припадок заканчивается. Я встаю.

– Не надо звонить ему, – сжато говорю Блейку. – Я же сказал, все хорошо.

– Да? Тогда почему ты шатаешься, как… кто там шатается? Маленькая лошадка? Как жеребенок, во. – Он явно доволен собой. – Почему ты шатаешься, как жеребенок? Эй, ты куда?

Я останавливаюсь у двери в ванную.

– Отлить, – раздраженно отвечаю сквозь зубы. – Это, надеюсь, разрешено?

Блейк идет за мной в ванную, а там скрещивает свои огромные руки на огромной груди и говорит:

– Весли сказал не спускать с тебя глаз. Ну, вдруг ты упадешь или типа того.

О, господи…

– Может, еще и член мне подержишь? – рычу я.

Он хмыкает.

– Не. Держанием члена пусть занимается твой бойфренд. Я просто посмотрю.

Нет ничего более ужасающего, чем отливать под взглядом гигантского одноклубника твоего бойфренда. Потом он ходит за мной по спальне, пока я с грехом пополам одеваюсь.

– Ради меня можешь не наряжаться, – замечает он, глядя, как я застегиваю рубашку.

– Не ради тебя, – огрызаюсь я. – Через час у меня тренировка.

– О не-ет. – Не успеваю я и глазом моргнуть, как Блейк оказывается напротив. И расстегивает мою рубашку. Мои слабые попытки оттолкнуть его руки заканчиваются неудачей. – Я отпущу тебя только в постель, – сообщает он. – Или на диван, если захочешь посмотреть со мной утренние ток-шоу. Любишь The View? Я обожаю. Ведущие – смешные бабенки. Прикинь, я там был один раз. Подкатил к Вупи. Был послан. – Он надувает губы. – Облом, да? (имеется в виду Вупи Голдберг, известная актриса и одна из ведущих ток-шоу The View – прим. пер.)

– Блейк.

Он замолкает.

– Что?

– Заткнись. На хуй. Окей? – Я знаю, что непростительно груб. Но, черт побери, у меня раскалывается голова. В груди ломит. Я еле стою. Неужели мои уши не заслужили чуть-чуть тишины? Может этот бегемот замолчать хотя бы на пять треклятых секунд?

На его лице мелькает обида.

– Окей. Извини. – Его черты ожесточаются, и в этот момент я понимаю, почему он так грозен на льду. Его взгляд говорит: «Со мной лучше не связываться». – Но Джей-бомб, заруби себе на носу. Ни на какую тренировку. Ты. Не пойдешь.

***

Мы с Блейком смотрим The View. В тишине. В голове внезапно начинает звучать песня Джони Митчелл – та, где она поет про «пока не потеряешь, не начнешь ценить, что имел». Серьезно, мне не хватает его бессмысленной болтовни. Полная тишина убивает. Заставляет чрезмерно отчетливо осознавать каждый мой прерывистый вдох и хрипы в груди. Когда я закашливаюсь, Блейк молча протягивает руку и хлопает меня по спине. Затем дает мне воды, безмолвно приказывая ее выпить. Блядь. Он и правда замечательный парень.

– Извини, – выпаливаю я.

Его голова наклоняется в мою сторону.

– Извини, что сорвался на тебя, хорошо? Просто я не привык, чтобы мне помогали. Я не привык быть… – Беспомощным. Я не могу даже выговорить это слово. Мое лицо начинает гореть, но я не знаю из-за стыда или из-за того, что вернулась температура. Тут я понимаю, что мои треники и толстовка какие-то влажные. Я вспотел.

– Все нормально, – бормочет Блейк.

Я дотягиваюсь до его плеча и сжимаю его.

– Нет, не нормально. Я вел себя как мудак. Извини. Ты хороший друг, Блейк.

Секунда – и он расплывается в широкой улыбке.