У меня смыкается горло, но я не уверен, что в этом виновато только сухое печенье.
– То есть, ты говоришь, что я засранец?
Она смеется.
– Нет, и не произноси это слово у меня за столом.
– Извини, – говорю я с полным ртом. Поднимаюсь и, пока печенье меня не прикончило, иду к холодильнику за молоком. Мне пока нельзя умирать. Сначала надо понять, как помириться с Весом. Я вытряхиваю все оставшееся молоко из пакета в стакан и выпиваю его.
Когда я снова сажусь, мама внимательно оглядывает меня.
– Так что ты собираешься делать?
– Поговорить с ним?
– Помимо этого. Если тебе плохо, тому должна быть причина.
Потом он прислал еще пару писем, но мне было так стыдно, что ответить на них я не смог.
– На работе не все хорошо, – тихо говорю я, опуская глаза. – К лету я могу стать безработным.
– Дорогой, мне так жаль, – шепчет она. – Такое может произойти с кем угодно, но я представляю, как это страшно на первой настоящей работе.
Меня пробирает дрожь ужаса. Когда я получил предложение из Торонто, то подумал:
Ага, как бы не так.
– Если с тренерством не получится, то все. Я пропал. Моя рабочая виза привязана к клубу. Я не могу просто взять и устроиться куда-то еще. Ну и что, черт побери, мне тогда делать? – Господи, я впервые озвучил эти слова, и на кухне родителей они прозвучали еще хуже, чем у меня в голове.
Мама дотягивается до моей руки и сжимает ее.
– Сын, так бывает. Не надо корить себя.
Не надо? А кого же я должен корить?
– Вес знает? – Я молчу, и в ее взгляде появляется еще бóльшая жалость. – Ты должен поговорить с ним. Сейчас, мне кажется, самое время.
Но это не так.
– Вечером показывают его важное интервью. Он написал, что не страшно, если я не стану смотреть.
– О, мы обязательно будем смотреть, – бодро говорит мама. – Как же иначе?
Я до тошноты переживаю за Веса. Вдруг интервьюер оказался козлом? Или запись смонтировали таким образом, что козлом оказался выставлен Вес? Бедный. Он никогда не желал такого внимания.
Мама допивает свой чай и бросает взгляд на часы.
– И… ждать осталось недолго. Время делать попкорн?
Черех сорок минут я сижу, ерзая и потея, рядом с ней на диване. Мой отец в своем кресле, читает газету.
Может, и впрямь не смотреть? Вес написал:
Сотовый жжет мне карман. Я тоже безумно скучаю. Но стоит мне только представить, как я изливаю ему свои беды, и меня начинает мутить. Увольнение будет еще позорнее той фотографии в СМИ. А если я не смогу устроиться на другую работу, то что нас с ним ждет? Медленный и жуткий разрыв после того, как он поймет, что работа для меня есть только в Штатах?
Не стану ли я сожалеть, что отказался от шанса в Детройте только ради того, чтобы по полной облажаться в Торонто?
Я слишком молод для кризиса среднего возраста, черт побери.
В этот момент на экране появляется Вес. Вид у него, как у оленя во всполохе фар, и я понимаю, что уйти уже не смогу.
– О-о… – Мама садится немного прямее. – Райан, мы тебя любим!
– Ты же понимаешь, что он не слышит тебя? – спрашивает отец из-за раскрытой газеты.
Первые десять минут интервью я сижу не дыша. История о переломе руки просто убивает меня, потому что я ее никогда раньше не слышал. А вот Реджи встречал. Это он привозил Веса в лагерь в то первое лето, а потом забирал его.