Убила. Случайно, конечно. Но если бы я тогда не выбежала из дома сломя голову, то не споткнулась бы и не упала с лестницы. И на этот раз победил отец, а я потеряла ребенка от Даниила. И именно тогда я решила, как буду жить дальше.
Глава 11
— Почему же ты ему не сообщила?
Я видел, как трудно ей рассказывать о себе столь личное. Но я хотел знать о ней все, хоть желание это и было эгоистичным. Семнадцать лет… Она была так молода! И должно быть любила его.
Ревность не заставила себя ждать, немало удивив меня. Как я могу ревновать эту девушку к тому, кто когда-то был в ее жизни? Но это точно ревность, хоть я и не помню, испытывал ли ее когда-то раньше. Название этого мучительного чувства родилось в голове само.
— Потому что он меня бросил, — качнула она головой, не глядя на меня. Мне же хотелось смотреть в ее удивительные глаза, чтобы читать там больше, чем она говорит.
— Надо быть идиотом, чтобы бросить такую девушку, — сказал я на эмоциях, не в силах промолчать. Но именно так я и подумал в тот момент.
— Откуда ты знаешь, какая я? — хитро посмотрела на меня Настя. — Ты же меня совсем не знаешь.
— Иногда мне кажется, что знаю тебя очень хорошо и уже давно, — нахмурился я, разглядывая ее, должно быть, слишком пристально. — Мне знаком твой голос. Кажется даже, что напряги я извилины, могу угадать, что ты скажешь дальше, — невольно усмехнулся абсурдности подобного предположения. — То, как ты наклоняешь голову к левому плечу… Я как будто и это видел раньше. Твоя улыбка, губы…
Я замолчал, глядя на ее губы. А когда она в непроизвольном порыве провела языком по нижней губе, едва сдержался, чтобы не потянуться к ней своими. Хорош же я был бы, полезь к ней с поцелуями на первом свидании.
— Может ты пришла из моего прошлого? — не переставал я задумчиво разглядывать лицо Насти. И с каждой секундой она казалась мне все красивее. — Но в таком случае ты бы мне об этом рассказала?
— Я тебя не понимаю…
— Боюсь, если ты поймешь, то посчитаешь меня уродом. Моральным, — скривились мои губы в ухмылке. Совершенно неуместной, но вполне себе ироничной.
Я действительно боялся рассказать ей о своей амнезии. И сколько бы Света ни пыталась внушить мне мысль, что только в собственном сознании я чувствую себя ущербным, а для остальных людей являюсь полноценным человеком, другим я себя считать не мог. Не получалось это у меня. Ведь из двадцати четырех лет своей жизни я помнил не больше десяти с хвостиком. А остальные? На дне какой ямы они покоились? Но скрывать этого от Насти я не хотел, даже если правда оттолкнет ее от меня.
— Я не помню практически ничего, что было со мной до восемнадцати лет. Как я жил, с кем дружил… Не помню школу, армию. Ничего, — рискнул я посмотреть на Настю.
Она казалась задумчивой и только. Смотрела на воду, удерживая обеими руками пустой стаканчик из-под кофе. Интересно, о чем она сейчас думает?
— С одной стороны, это грустно, а с другой — у тебя появился шанс прожить еще одну жизнь, стать другим человеком, — повернула она голову в мою сторону, и я, наконец-то, увидел ее глаза. — Вдруг в той, прежней жизни ты бы не стал кондитером, — хитро улыбнулась.
На душе сразу стало так легко от ее улыбки! А еще радостно. Захотелось вскочить, схватить ее за руки, поднять с лавки и закружить в танце под еле различимую мелодию, льющуюся из какого-то кафе.
— Кстати, как ты решил им стать? — новый вопрос Насти немного сбил с меня излишний романтический налет.
— Случайно и из вредности, — воспоминания вызвали улыбку. — Зашел как-то в кафе и взял пирожное «Медовик». Очень вдруг захотел именно его, даже представил, какое оно на вкус. А ожидания мои не оправдались. Вместо чего-то легкого, воздушного и очень вкусного, я откусил кусок сухого коржа с жутким привкусом соды и тонким слоем маслянистого крема. Ну а дома решил найти рецепт и попробовать испечь торт. Испек… Потом мне захотелось испечь другой, ну и так далее. Ну а когда о моем пристрастии узнал дядя Саша, то настоял, чтобы я пошел и выучился на кондитера. Ну и вот… я им стал.
— А дядя Саша?..
— Это мой очень хороший друг, который спас меня и заменил мне отца. Если захочешь, я вас познакомлю.
Я думал, Настя меня спросит, от чего же меня спасли, но она не спросила. Вместо этого проговорила:
— Возможно когда-нибудь… И ты замечательный кондитер, — снова повернулась ко мне. На этот раз глаза ее показались мне светлее и еще красивее. Наверное, потому что они увлажнились. — Название, правда, показалось мне странным. «Лава на снегу», — теперь во взгляде ее застыл вопрос, на который я, видимо, должен был ответить. Только вот, ответа я и сам не знал.